Главная

Библиотека

Музыка

Биографии

ОКПС

МВД и ОКЖ

Разведка

Карты

Документы

Алфавит

Контакты

Ссылки

2.2. Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия 14 августа 1881 г. и его роль в чрезвычайном законодательстве
 

В результате убийства Александра II и роста числа крестьянских выступлений правительству уже было недостаточно мер по предупреждению и пресечению преступлений, направленных против отдельных личностей или групп населения. Необходимо было выработать меры охранительного порядка для административной власти с наделением ее чрезвычайными полномочиями по осуществлению государственного порядка и соблюдению общественного спокойствия, которые были бы направлены не только на предупреждение и охрану . общественных порядков, но и носили бы в себе карательные свойства, направленные как на личность, так и на группу преступников. Они должны были блокировать целые населенные пункты, где вводилось бы исключительное или чрезвычайное положение с приостановлением действия общих законов. -68-

Для подготовки этого законопроекта во второй половине мая 1881 г. была создана особая комиссия под председательством Каханова в составе членов: Чулвина, Плеве, Казембека, Зурова, петербургского градоначальника Баранова и московского оберполицейского Козлова. 30 июля 1881 г. министр внутренних дел внес разработанный комиссией проект для рассмотрения Комитету министров. В своем представлении Игнатьев указывал на искоренение крамолы и, характеризуя полномочия, которые представлялись генерал-губернаторам по указу 5 апреля 1879 г., подчеркнул, что «...центральные органы подобных полномочий не имеют. Отсутствие таких полномочий ограничивает действие властей, они нередко бывают вынуждены превышать пределы своих прав, чем, несомненно, деморализуются как сами полицейские чины..., так равно и граждане -постоянные свидетели нарушения законного порядка со стороны правительственных органов».¹ Несогласованность распоряжений по борьбе с революционным движением свидетельствовало, по мнению министра внутренних дел, о колебаниях правительства в выборе средств для борьбы с крамолой, что создало в результате сложные и потому не вполне удобные приемы управления.²
Было решено приступить к пересмотру и согласованию всех существующих временных узаконений с тем, чтобы, во-первых, составить правила, расширяющие полномочия полиции в деле борьбы с революционным движением, и, во-вторых, разработать положение о чрезвычайных мерах «к ограждению государственного порядка и общественного спокойствия». В представленном проекте предлагалось 2 степени чрезвычайного положения:
1. Положение нарушенного спокойствия.
2. Положение угрожающей опасности.
Но они были заменены на «Положение об усиленной охране» и «Положение о чрезвычайной охране». 14 августа проект «Положения об усиленной и чрезвычайной охране» был рассмотрен в Комитете министров. Комитет министров -69- с некоторыми поправками утвердил проект сроком на три года³. Это мотивировалось тем, что «Положение о чрезвычайных мерах по существу своему в некоторых частях подлежит утверждению в законодательном порядке». В силу этого Комитет министров счел необходимым рассматривать представленный проект как «временное мероприятие». Министру внутренних дел представлялось возможным вносить отдельные изменения в законодательном порядке по некоторым особым предметам, значащимся в положении, например, об усилении прав полиции в местностях, не объявленных в исключительном положении, а также относительно изменения существующего порядка административной высылки. Комитет министров поручил министру внутренних дел представить на утверждение царя проект указа, определяющий местности, которые будут объявлены объявить на исключительном положении. В целом этот вопрос по своему характеру и значению подлежал рассмотрению в законодательном порядке, то есть в Государственном Совете. Правительство, боясь встретить там оппозицию, решило рассмотреть этот вопрос в Комитете министров. Продление же срока действия, указанного Положением, могло уже в законном порядке осуществляться Комитетом министров⁴.
Стремление ввести состояние чрезвычайной охраны в Петербурге и усиленной в 11 губерниях свидетельствовало, во-первых, о смятении и тревоге, царивших в правительственных сферах, во-вторых, о напряженном положении в стране.
4 сентября 1881 г. был подписан именной, данный Сенату, указ «Об издании Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия и объявлении некоторых местностей империи в состоянии усиленной охраны».⁵ Указ начинался подробным вступлением, в котором излагались причины этой меры. Говорилось об убийстве Александра II, недостаточности постоянных законов для охранения порядка и спокойствия, нарушаемых -70- событиями чрезвычайного свойства о необходимости искоренения крамолы. Объявлялось введение состояния усиленной охраны в Петербургской, Московской, Харьковской, Полтавской, Черниговской, Киевской, Волынской, Подольской, Херсонской, Бессарабской губерниях, в Крымских уездах и городе Бердянске, Таврической губернии, городе Воронеже и уезде, Ростове-на-Дону и Мариуполе Екатеринославской губернии, а также одесском и таганрогском градоначальствах.
Указ 4 сентября 1881 г. вобрал в себя 21 ранее высочайше утвержденное законодательство. Он явился своеобразным кодификационным сборником чрезвычайных правил по охранению государственных и общественных порядков.
Помимо объявления состояния усиленной охраны в рассматриваемом указе в статье 2 говорилось, что статьи 28-31 Положения от 14 августа распространяются на все местности Российской империи. Эти статьи касались местностей, не объявленных в исключительном положении, где разрешалось проводить в жизнь ряд административных мер, предусматривающих состояние усиленной охраны.
Следовательно, вся Россия объявлялась либо на исключительном либо на полуисключительном положении. Положение от 14 августа 1881 г. получало в той или иной степени всероссийское распространение.
В отдельные статьи этого Положения вносились изменения, так 21 июня 1883 г. в Комитете министров рассматривалось представление графа Толстого о неправильной трактовке Сенатом статьи 32. Статья предоставляла право административной высылки только лиц, политически неблагонадежных, а не просто «вредных», по отношению к которым необходимо было руководствоваться общим законодательством. По мнению Толстого, к категории лиц, вредных для государственного порядка и общественного спокойствия, в равной мере как лица принадлежащие к противозаконным сообществам, должны были быть причислены зачинщики студенческих сходок, беспорядков и стачек фабричных рабочих. Комитет министров согласился с представлением министра внутренних -71- дел изменить формулировку статьи 32, по которой административной высылке подлежало любое лицо, признаваемое «вредным для государственного порядка и общественного спокойствия».⁶ Однако представление об изменении статьи 32 должно было лишь юридически узаконить существующий порядок вещей. В . числе административно-высланных фигурировали не только политически неблагонадежные. Объявление тех или иных местностей империи в исключительном положении расширяло круг обязанностей и пределов власти существующих административных установлений, возлагало чрезвычайные обязанности, усиливало ответственность как частных лиц, так и административных властей. Пределы установляемых обязанностей обывателей и прав административных властей соразмерялись со степенью проявившихся в той или другой местности беспорядков. При этом:

1. Местность объявлялась в Положении усиленной охраны, если нарушалось общественное спокойствие преступными посягательствами против существующего государственного строя или безопасности частных лиц и их имущества, или подготовкой к этим действиям, если для охранения порядка применение действующих постоянных законов оказывалось недостаточным.
2. Местность объявлялась в Положении чрезвычайной охраны, если население местности приводилось в «тревожное настроение», вызывающее необходимость принятия исключительных мер для безотлагательного восстановления нарушенного порядка.
При этом конкретных определений, обуславливающих данную меру, в Положении не было. Права первоначального объявления какой-либо местности в положении "усиленной охраны принадлежало министру внутренних дел, а в местностях подведомственных - генерал-губернаторам. Положение вводилось решением комитета министров, утверждаемым царем, по представлению министра внутренних дел. -72-
Согласно статьи 1 Положения все действия, направляемые на охранение государственного порядка и общественного спокойствия, принадлежали министру внутренних дел. Требования его подлежали немедленному исполнению всеми местными властями. Все ведомства обязаны были «оказывать полное содействие установлениям и лицам, которым вверено было охранение государственного порядка и общественного спокойствия». На основании этой же статьи министр внутренних дел отменял распоряжения подчиненных ему административных властей по охране государственного порядка и общественного спокойствия, если они были признаны им несоответствующими. На отмену распоряжений генерал-губернаторов и главноначальствующих министр внутренних дел спрашивал высочайшее соизволение или разрешение комитета министров.
Положение усиленной охраны определялось особыми правилами. Права и обязанности в местностях, объявленных в состоянии усиленной охраны, по охранению государственного порядка и общественной безопасности возлагались на генерал-губернаторов и градоначальников. В пределах этих местностей они могли: 1) издавать обязательные постановления по предметам, относящимся к предупреждению нарушения общественного порядка и государственной безопасности; 2) устанавливать за нарушение обязательных постановлений взыскания, не превышающие денежного штрафа в пятьсот рублей или трехмесячного ареста (ст. 15). Им также разрешалось через обер-полицейместеров в административном порядке решать вопрос нарушениях обязательных постановлений, воспрещать всякие народные, общественные и даже частные собрания, закрывать торговые и промышленные заведения, воспрещать отдельным личностям пребывание в местностях, объявленных в положении усиленной охраны (ст. 16). Широкое толкование статей 15 и 16 Положения 14 августа 1881 г. не раз приводило к противоречиям между центральной и местной властями (по их взаимному отношению друг к другу и отношению к законам). Право издания «обязательных постановлений по предметам, относящимся к предупреждению нарушения общественного порядка и государственной безопасности» при введении усиленной охраны, и следующее административное наказание требовало -73- разъяснений по поводу полномочий этих обязательных постановлений, а их не было. Поэтому возникали вопросы: во-первых, что могло относиться к обязательным постановлениям, а, во-вторых, могли ли они изменять существующие постановления, инструкции, уставы или законы.
Получив полномочия издания обязательных постановлений, местная власть в порядке положения усиленной охраны по статье 6, где сказано, что права «административных властей соразмеряются со степенью проявившихся в той или другой местности беспорядков» и «применение действующих постоянных законов окажется недостаточным», стало ощущать себя в роли законодателя (при этом не только до принятия Основных законов 23 апреля 1906 г., но и после их утверждения).
Ее «законодательная» роль в издании обязательных постановлений стала проявляться в условиях, когда нарушалось «общественное спокойствие» или происходило «подготовление» к этому нарушению. И хотя полномочия для принятия административных мер ей придавались в условиях проявления «крамолы», многие ее постановления были далеки от мер безопасности. Зачастую они относились к порядку найма рабочих, правилам по санитарной части, к езде на велосипедах, о полотерном промысле, к деятельности фотографов-любителей, сквернословии на улицах и общественных местах.⁷ Министру внутренних дел не раз приходилось отменять такие постановления, изданные по Положению 14 августа 1881 г. Тем не менее, МВД не могло учесть все постановления местной власти, и она продолжала издавать обязательные постановления, не относящиеся к общественной и государственной безопасности. Так, например, в представлении комитету министров 18 октября 1888 г. за №2806 цитировались обязательные постановления, изданные по Положению 14 августа 1881 г.: постановления московского генерал-губернатора о порядке движения извозчиков по улицам, о воспрещении верховой езды частным лицам; харьковского генерал-губернатора о продаже оптом сельских продуктов; одесского -74- генерал-губернатора об ограждении безопасности движения на пригородной железной дороге и т.д.⁸ Использование обязательных постановлений «для самых разнообразных» целей, по мнению министра внутренних дел графа Толстого, приводило к тому, что «охрана посягательств на законный порядок приводило к нарушению этого охраняемого законного порядка». Также графом Толстым было отмечено, что некоторые генерал-губернаторы «в отмену действующих правил о подсудности, подчиняют предусмотренные общими законами правонарушения административному рассмотрению с тем, очевидно, чтобы виновные были подвергнуты более строгому наказанию».⁹
Комитету министров не раз приходилось издавать постановления, разъясняющие, что обязательные постановления по статье 15 Положения 14 августа 1881. относятся к охране общественного и государственного порядка, имеют смысл борьбы с «крамолой», но местная власть административным путем вводила изменения деятельности уставов различных структур, новые положения, затрагивающие общие законы, которые зачастую продолжали действовать и после отмены положения усиленной охраны, в особенности повышения повинностей и налогов.¹⁰
В общем, власть сама провоцировала такую ситуацию. Так, например, 7 декабря 1895 г. министром внутренних дел было объявлено высочайшее повеление «О некоторых, в виде временной меры, изменениях действующих об административной высылке постановлений»²², где указывалось, что «жалобы на распоряжения генерал-губернаторов, губернаторов и градоначальников, последовавшие на основ, п. 4 ст. 16 Положения об охране, не подлежат рассмотрению вне порядка, определенного статьями 1 и 2 сего Положения», где распоряжения губернаторов и градоначальников подлежали контролю и отмене министром -75- внутренних дел, а на распоряжение генерал-губернаторов требовалось высочайшее соизволение. Оговаривалось, что при обсуждении жалобы на принятые меры, будут рассматриваться «данные о политической неблагонадежности лица, коего мера касается или той опасности, которую оно представляет для общественного спокойствия, вследствие порочного поведения». Что практически не требовало доказательств, а значит, административной власти давались  широкие полномочия.
Генерал-губернатор, а в губерниях, им неподчиненных, и министр внутренних дел могли передавать отдельные дела на рассмотрение в военный суд для суждения па законам военного времени, требовать рассмотрение судебных дел при закрытых дверях, допускать на судебные заседания только должностных лиц административного ведомства, служебные обязанности которых представили к тому основание (ст. 17). При этом, рассмотрение и решение дел в военно-окружных и временных судах производилось согласно правилам, установленным в главе III Раздела V Книги XXIV Свода военных постановлений. Военное судопроизводство определяло сокращение сроков производства, отмену апелляции и кассации. В мирное время это являлось больше, чем чрезвычайной мерой. В перечислении полномочий генерал-губернатора и министра внутренних дел уже"разъясняется мысль о карательности, которая закрепляется в статье 18 Положения 14 августа 1881 года. В военные суды передавались дела о вооруженном сопротивлении властям, нападении на должностных лиц при исполнении ими должностных обязанностей, нападении на чинов войск и полиции. Преступления, сопровождаемые убийством или покушением на убийство, нанесением ран, увечий, тяжких побоев или поджогом - определялись наказанием, предусмотренным статьей 279 Воинского устава о наказаниях, т.е. смертной казнью. Дела о государственных преступлениях должны были всегда рассматриваться при закрытых дверях (ст. 18). Передача уголовных дел на рассмотрение военному суду с обязательным наказанием по статье 279 воинского устава о наказаниях по существу уже являлась приговором обвиняемому, где смертный приговор выносился не по суду, а по личному усмотрению генерал-губернатора -76- или министра внутренних дел. Складывалась ситуация, когда подсудность, осуществлялась не по закону, а по усмотрению власти.¹² Это доказывалось еще и тем, что утверждение приговоров военного суда принадлежало генерал-губернатору, а в местностях им неподчиненных - командующим войсками военного округа, то есть тем, кто придавал обвиняемых суду.
Распоряжение на арест и предварительное задержание (не более двух недель) предоставлялось местным начальникам полиции, а также начальникам жандармских управлений и их помощникам, при этом распоряжение делалось на всех лиц, не только участвовавших в действиях против государственного порядка, но и на лиц, «внушающих основательное подозрение ... или в прикосновенности к ним, а равно в принадлежности к противозаконным сообществам» (ст.21). По письменному распоряжению губернатора или градоначальника срок предварительного ареста мог быть продолжен до 1 месяца со дня задержания (ст. 21). Если же задержанное лицо было предназначено к высылке, то по распоряжению министра внутренних дел срок предварительного ареста мог быть продолжен впредь до разрешения вопроса о его высылке (ст. 33). Также давалось право производить в любое время во всех без исключения помещениях, фабриках, заводах обыски, накладывать арест на всякого рода имущество, указывающее на преступность действий или намерений заподозренного лица . (ст.21).
Правила о положении чрезвычайной охраны сохраняли все статьи положения усиленной охраны. В положении чрезвычайной охраны усиливались полномочия генерал-губернаторов, им присваивались права главноначальствующих, а в случае надобности, по особым каждый раз высочайше утвержденным положениям, права Комитета министров. В местностях, неподчиненных генерал-губернаторам, высочайшей властью назначалось лицо, на которое возлагались права «главноначальствующего». Имея особые полномочия, он мог подчинять себе местную власть, при этом к этому лицу практически переходило гражданское управление на основаниях, определенных специальной инструкцией, -77- а если назначенное лицо было в военном звании, то в его распоряжение переходило командование войсками (ст. 26 п. 1). Главноначальствующий мог учреждать особые военно-полицейские команды и придавать им определенные права и обязанности. Он мог изъять из общей подсудности дела с передачей к производству военного суда, имел право налагать на срок объявленного положения чрезвычайной охраны секвестр на недвижимое имущество, а также арест на движимое имущество и доходы с них, если они идут на преступные действия (ст. 26 п. 4). Он получал право подвергать в административном порядке лиц заключению в тюрьму и крепость на три месяца или аресту на тот же срок, или денежному штрафу до трех тысяч рублей, как за нарушение обязательных постановлений, так и за проступки, устранять от должности на время объявленного положения чрезвычайной охраны чиновников всех ведомств, а также лиц, служащих в сословных, городских и земских учреждениях (исключая лиц, занимающих должности первых трех классов ст.26 п.6). Также он, имея право приостанавливать периодические издания на все время чрезвычайного положения, закрывать сроком до 1 месяца учебные заведения, при этом он обязан был сообщить начальству учебного заведения и министру внутренних дел. Если было необходимо продлить срок закрытия учебного заведения, то министр внутренних дел вносил об этом представление в комитет министров (ст.26 п.9).
По истечении одного года со дня введения положения усиленной охраны и шести месяцев со дня введения положения чрезвычайной охраны, для продолжения этих мер, если сказывалась в том необходимость, министр внутренних дел должен был войти с представлением в комитет министров. Прекращения положения усиленной и чрезвычайной охраны устанавливались представлением губернаторов и градоначальников одновременно к генерал-губернатору и министру внутренних дел. Министр внутренних дел подавал прошение комитету министров и, с высочайшего дозволения, положение снималось. Прекращение исключительного положения в данной местности влекло за собой немедленное восстановление полной силы действующих в обыкновенное время -78- законов и отмену всех временных постановлений, принятых в виду этого положения (ст. 13), однако на практике это не всегда происходило.
Отдельно в положении оговаривались «Правила для местностей, необъявленных в исключительном положении». Особым указом Комитета министров, высочайше утвержденным, в некоторых точно определенных местностях государства могли быть введены правила, где местным начальникам полиции, а также начальникам жандармских управлений и их помощникам предоставлялось право подвергать лиц, подозреваемых в совершении государственных преступлений или в «прикосновености к ним, а равно в принадлежности к противозаконным сообществам, предварительному аресту на срок не более семи дней . и производить у таких лиц обыски и выемки» (ст. 29).
Губернаторам и градоначальникам предоставлялось право требовать немедленного удаления с должностей по земским, городским и судебно-мировым установлениям лиц, которые будут признаны неблагонадежными, кроме мировых судей и лиц, служащих в земских и городским общественных учреждениях по выборам (ст.ЗО). Так же как и при действии правил усиленной или чрезвычайной охраны эти особые правила при сопротивлении властям, нападении на , чинов войск, полиции и на должностных лиц, при исполнении ими обязанностей службы давали право министру внутренних дел, по соглашению с министром юстиции, передавать военному суду лиц гражданского ведомства для суждения их по законам военного времени и определения виновным наказания, установленного статьей 279 Воинского устава о наказаниях.
В местностях, не объявленных в исключительном положении, определялись «Правила об административной высылке». Конкретных определений причин для высылки в административном порядке правила не оговаривали. Лицо могло быть «признаваемо вредным для государственного порядка или общественного спокойствия» (ст. 32), хотя при этом власть должна была убедиться в необходимости высылки частного лица при представлении об этом министру внутренних дел и представить подробное объяснение оснований к принятию этой меры, а также представление о сроке высылки. Административной высылке -80- могло быть подвержено лицо, признанное неблагонадежным с подозрением на принадлежность к противозаконным сообществам. Представление об административной высылке в какую-либо определенную местность европейской или азиатской части России рассматривалось «в особом совещании, образуемом при министре внутренних дел, под председательством заведующего полицией товарища министра, из четырех членов - двух от министерства внутренних дел и двух от министерства юстиции» (ст. 34). Постановление этого совещания представлялись на утверждение министру внутренних дел. Высылка определялась v безвыездным пребывание в определенном месте сроком от 1 года до 5 лет (ст.36). При этом особое совещание могло повторно рассмотреть дело о лице, ... подвергнувшемся административной высылке для сокращения или продления срока пребывания. За период с 1881 г. по 1904 г. на 153 заседаниях Особым совещанием было .рассмотрено 7150 дел и привлечено к ответственности 11879 человек.¹³
Высылка распространялась на всех членов общества , за исключением несовершеннолетних, людей старше 60 лет, больных, оговоренных законом¹⁴. Отношение к высылке было неоднозначным. Высылка административная могла происходить как принудительное административное переселение в Сибирь, которое делилось на высылку в Сибирь переданных в распоряжение правительства мещанскими и крестьянскими обществами, или высылку непринятых этими обществами по выходу из арестантских отделений и ссылку административно-политическую в интересах общественной безопасности, при этом с высылаемыми следовали жены и дети.
Так, по данным МВД, за период 1882-1898 гг. было сослано в Сибирь . 227099 человек, из них по суду только - 49222 человека, или 21,7 %. Следовательно, -80- почти 8/10 всех сосланных этапировали без вынесения судебных приговоров.¹⁵
Осуществляемая по распоряжению административной власти, высылка несомненно имела произвольный характер, часто затрагивая интересы определенных ведомств или управлений земств и городских структур. К тому же, согласно п. 4 ст. 16 Положения об охране, местная власть могла просто воспретить нахождение на своей территории неугодных ей лиц. В разряд «неугодных» или «вредных для общественного спокойствия» местная власть могла включить кого угодно, «вообще всех лиц беспокойных и неугодных начальству», включая священнослужителей, которых не мог защитить даже Священный Синод.
Положение о высылке священнослужителей распространялось до 12 декабря 1904 г., когда вышел высочайший указ, отменяющий «стеснение свободы исповедания веры», исключением этого указа должны были быть отдельные постановления Государственного совета. Указ 12 декабря 1904 г. воспретил «применения» к делам религиозного свойства положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия, а также и о полицейском надзоре, учреждаемом по распоряжению административных властей.
Указ поручил обер-прокурору Святейшего Синода «войти с докладами к Его императорскому Величеству о помиловании тех лиц, которые были подвергнуты без суда высылке из мест постоянного жительства или лишению свободы за религиозные заблуждения и вытекающие из этого поступки»¹⁶. К марту 1905 г. были отменены взыскания: в порядке статьи 34 Положения об охране 34 человекам, по распоряжениям до 1880 г. - 253, на основании Высочайше утвержденного 5 октября 1884 г. положения комитета министров - 9, а в порядке статьи 16 Положения об охране - 36. Министерством юстиции «2 марта было испрошено Высочайшее соизволение на освобождение 278 духоборов от дальнейшего отбывания определенных им Высочайшим повелением 30 апреля 1897 г. -81- взысканий»¹⁷ По совместному докладу министров внутренних дел и военного было «разрешено возвратить 72 сектанта, высланных в Сибирь». К маю 1905г. МВД предложило освободить 564 лица. Было освобождено 672 чел. И помиловано 47 семей.¹⁸
Пересмотр правил административной высылки не означал отказ от нее. Высочайше утвержденные правила административной высылки в 1895 г. были распространены на всех, кто признавался вредным для общества в силу своего порочного поведения, что приводило к широкому толкованию и произволу, тем более что контроль за применением высылки был изъят у сената (представителя центральной власти). «Применение административной высылки стало принимать, по свидетельству Дурново (занимавшего пост министра внутренних дел), все более и более широкие размеры».¹⁹
Административная высылка осуществлялась не только по Положению 14 августа 1881 г., к ней прибегали также по правилам: «Положения о видах на жительство 1894 г. ст. 29 (изд. 1903 г.), где при обнаружении лица отлучившегося или проживающего без установленного вида там, где он требуется, или же с видом просроченным». В столицах действовали особые правила (приложение к ст.31 прим. Устава о пасп., т. XIV, издание 1903 г.), по которым перед высылкой производилось дознание на предмет политической неблагонадежности²⁰; ст.881 Общего учреждения губернского. (Собр. 3 т. II, издание 1892 г.) предоставляла возможность высылать тех, кому проживание было воспрещено, например, евреев, проживающих вне мест, указанных для сего законом (ст. 74 Уст. о паспр., издание 1903 г.), цыган, изобличенных в кочевании (ст. 159 Устава о предупреждении и пресечении преступлений), лиц, обвиняемых в краже скота, высылали -82- в Восточную Сибирь (ст. 227 прим. 2 Устава о предупреждении и пресечении преступлений), также высылали лиц, находящихся под полицейским надзором (ст. 61, 63 Устава о наказаниях). Применялась высылка и к иностранцам на основании ст. 1 примечания 1 Устава о предупреждении и пресечении преступлений и закона 26 мая 1893 г. по усмотрению министра внутренних дел или военного министра, в подчиненных ему местностях.²¹
Еще один вид административной высылки применялся как последствие удаления из своей среды сельским обществом так называемых порочных членов. По действовавшему праву (закон 10 июня 1900 г., приложение к ст.205 Устава о предупреждении и пресечении преступлений т. XIV по продлению 1906 г.) удаление из состава крестьянских обществ лиц, «дальнейшее пребывание коих в этой среде угрожает местному благосостоянию и безопасности», происходило по приговорам сельского схода.²²
Неэффективность результата действия Положения 14 августа 1881 г. признавалось не только фактом последующего развития массовых выступлений, угрожающих общественным и государственным порядкам, непрекращающимся террористическим актам, в развитии революционной ситуации, но и неоднозначным отношением к этому положению в обществе и правительстве. В начале XX в. с увеличением действия Положения 14 августа не происходит спада преступлений. Во многом это было связано не столько с их политической направленностью, сколько с ростом общеуголовного состояния из-за экономического кризиса. Так, например, нападение на должностных лиц даже с целью экспроприации и ограбления власти старались подводить под введение чрезвычайных мер, что во многом было связано с их личной заинтересованностью -. получением особых прав. Получалась ситуация, когда в стране вводилось чрезвычайное положение из-за роста преступности, где «огромное число случаев (преступных деяний) являлось обычными грабежами и убийствами, не имеющими -83- никакой политической подкладки или связи с тем, что соединяется со словом «революционное движение».²³
Практически беспрерывное существование Положения 14 августа 1881 г. беспокоило не только юристов того времени, но и саму власть. Так, например, А.В. Горбунов отмечал: «За время действия исключительных законов и мероприятий выросло целое поколение, которое не видало иного порядка поддержания общественного благоустройства (кроме исключительных мер) и лишь по книгам знает об общих законах Российской империи»²⁴. Постоянная форма правления, где целые регионы время от времени выводились из общего порядка управления, приводило к тому, что воздействие исключительных мероприятий ослабевало, «ибо к ним приспосабливаются, до известной степени, и население, и органы власти и они, в конечном выводе, вместо пользы приносят один вред, способствуя притуплению чувства законности в общественном сознании».²⁵
По свидетельству прокурора харьковской судебной палаты С. Хрулева «угроза военным судом и смертной казнью (по Положению 14 августа 1881 г.) не имеет серьезного значения и никого не устрашает»²⁶, так как охранительные административные меры способствуют «притуплению чувств». Необходимо было, по его мнению, «изменить постановку и цели политического розыска. Действия административного разрешения политических дел, где розыскные органы и производящие дознания офицеры корпуса жандармов привыкли к тому, что главным основанием ... обвинения служат агентурные сведения», и вопрос о составе преступления сливался с неопределенным понятием «политической неблагонадежности», а привлечение на таких основаниях к суду по статье 1035 Устава уголовного судопроизводства заканчивалось оправданием, что порождало «озлобленность» у тех, кто не был виноват²⁷. -84-
Законодательство, заменяемое ничем не стесняемым личным усмотрением генерал-губернаторов и губернаторов, где законность уступала произволу, также в конечном счете увеличивало количество оппозиционно настроенных к существующему строю. Общество жило не по правосудию, а по усмотрению власти административной или точнее полицейской. По мнению профессора В.Ф. Дерюжинского: «Постоянная деятельность вне пределов и требований закона подорвала во многих чиновниках администрации всякое представление о границах их власти и привела их к деморализации и огрублению, подтачивавшим авторитет власти. С другой стороны, с удлинением срока действия чрезвычайных мер и с расширением площади их применения множились ряды недовольных, росло и осложнялось брожение в умах и чувствах, создавалась благоприятная почва для развития крайних воззрений, которые захватывали все более и более широкие слои населения. Под покровом внешнего спокойствия, которое иногда казалось достигнутым политикой крутых мер, накоплялись горькие чувства неудовлетворенности и раздражения, широко разлилось недоверие и даже враждебное отношение к органам власти».²⁸
Наибольший интерес вызывают высказывания А. Лопухина: «Положение это никогда, ни в один из периодов своего существования не принесло государству ничего, кроме вреда. Вследствие этого я согласился принять должность директора департамента полиции только под условием полного прекращения действия Положения об охране. Не моя вина, что условие это не было выполнено, и я вынужден был посвятить себя посильному ослаблению приносимого вреда Положением об охране»²⁹.
Указ 12.декабря 1904 г. являлся попыткой пересмотра действующего Положения 14 августа 1881 г., которое не приносило положительных результатов по наведению порядка в обществе. По этому указу было образовано Особое совещание по пересмотру установленных для охраны государственных порядков чрезвычайных законоположений и выработки новых правил «Исключительного -85- положения» под председательством А. П. Игнатьева, заседавшее в мае-июне 1905 г. в январе-марте 1906 г. На заседании не раз отмечалось, что действие чрезвычайных исключительных положений 14 августа 1881 г. приносят не пользу, а вред государству. Так, например, бывший туркестанский генерал-губернатор Субботич заявил в своей речи: «Я вынес на этот счет (по действию Положения 14 августа 1881 г.) одно только впечатление: всякое чрезвычайное положение кроме вреда для местного населения, для государства и для власти ничего более не приносит. Оно дает простор произволу, оно вызывает чрезвычайное озлобление. Оно толкает всякого, даже самого благонамеренного, обывателя в ряды недовольных. Оно ужасно еще тем, что дает страшную власть в руки низших агентов администрации».³⁰ Произвол в действиях администрации по Положению 14 августа 1881 г. отмечали многие, кто выступал на совещании. Князь Урусов отмечал, что «...вредное влияние Положения 1881 г. на администрацию далеко еще не исчерпано. Предоставление генерал-губернаторам и губернаторам законодательных и судебных функций, произвольное и безнаказанное применение последних - все это привело к тому, что названные органы администрации превратились в глазах бесправного населения во всевластных сатрапов»³¹. По ходу работы Особого совещания издавались «Материалы по пересмотру установленных для охраны государственного порядка исключительных законоположений», а также журнал Особого совещания, в котором одним из главных выводов было: «Население, не видя применения нормальных законов и сталкиваясь с распоряжениями, вытекавшими не из прямого смысла общих законов, а из предоставленных исключительными правилами полномочий, :. утрачивало сознание их исключительности, теряло чувство законности и в то . же время проникалось недовольством к произволу власти и духом оппозиции».³² Совещание выработало проект «Исключительного положения», где отсутствовали чрезвычайные полномочия по применению арестов, обысков, -86- ссылки, полицейского надзора. Также отсутствовало право передавать какие-либо дела военным судам. Однако в условиях развития революционной ситуации складывающееся мнение о нецелесообразности исключительного положения было заменено на «укрепление государственной охраны, но путем ее упорядочения и более правильной постановки».
Составление нового законопроекта было возложено на межведомственную комиссию, образованную под председательством товарища министра внутренних дел А. Макарова. В отличие от Особого совещания, образованного главным образом из членов государственного совета и сената, то есть лиц, не относящихся к администрации, в межведомственную комиссию были назначены, в основном, только представители министерства внутренних дел и юстиции. Поэтому главной мыслью этой комиссии должно было стать положение, где «для скорейшего и успешного водворения спокойствия в местности, охваченной беспорядками, создание вполне самостоятельной и сильной местной власти представляется безусловно необходимым».³³ Комиссия отошла от выработанных Особым совещанием предложений.
Подводя итог рассмотрения проблемы применения чрезвычайного законодательства в административно-полицейских мерах, можно сделать вывод о том, что оно являлось основой внутренней политики самодержавия. Воплощаясь в особых указах и положениях временного характера, чрезвычайное законодательство имело периодичность в продлении сроков действия, приобретая постоянный характер. По своему содержанию и направленности оно дополняло общее законодательство, отличаясь от последнего методами введения своего действия и реализацией предпринимаемых мер. -87-
 

Примечания

1. Зайончковский П.А. Кризис самодержавия... - С. 401.

2 Там же.

3. Зайончковский П.А. Кризис самодержавия... - С. 401.
4. Там же. -С. 401.

5. ПСЗ 3.-Т. 1-№383.

6. Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия (политическая реакция 80-х-начала 90-х гг.). -М, 1970.-С. 155.

7. Гессен В.М. Об обязательных постановлениях, издаваемых в порядке охраны // Право. 1908. -№6.-Стб. 315. .

8. Гессен В.М. Об обязательных постановлениях, издаваемых в порядке охраны // Право. 1908. -№6. -Об. 316.
9. Горбунов А.В. Политика исключительных мероприятий // Право. - 1907. - № 43. -Стб. 2750.
10.Гессен В.М. Об обязательных постановлениях, издаваемых в порядке охраны // Право. -1908.-№ 6.-Стб. 321.
11. ПСЗ 3.-Т. XV. -№12223.

12 Маклаков В.А. Смертная казнь и законность // Право. - 1905. - № 34. - Стб. 2775.

13. ГАРФ, ф. 102, оп. 302, д. 707, л. 153, 158 об., 159.
14. Отечественная история. С древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. - М., 1994. -С. 188.

15. Остроумов С.С. Очерки по истории уголовной статистики дореволюционной России. - М., 1961.-С. 270.
16. Извлечение из журнала комитета министров 25 января 1905 г. // Право. - 1905. - № 8. -Стб.568.

17. Извлечение из журнала комитета министров 8 марта 1905 г. // Право. - 1905. - № 12. -Стб. 910-911.
18. Извлечение из особого журнала комитета министров 10 мая 1905 г. // Право. - 1905. - № 21. -Стб. 1731.
19. Горбунов А.В. Политика исключительных мероприятий // Право. - 1907. - № 43. -Стб. 2752.
20. Древинг Ф. Краткие сведения из полицейского права, государственного права, Уголовного уложения 1903 г.: Пособие для чинов столичной, городской и губернской полиции - М,, 1909.-С. 70.

21. Древинг Ф. Краткие сведения из полицейского права, государственного права, Уголовного уложения 1903 г.: Пособие для чинов столичной, городской и губернской полиции - М., 1909.-С. 71.
22. Там же.

23. Б. Т. К действию исключительных положений // Право. - 1908. - № 47. - Стб. 2597.
24. Горбунов А.В. Политика исключительных мероприятий // Право. - 1907. - № 43. -Стб. 2745.
25. Там же. - Стб. 2748.
26. Там же. - Стб. 2748.
27. Там же. - Стб. 2749.

28. Горбунов А.В. Политика исключительных мероприятий. - Стб. 2755.
29. Там же. - Стб. 2757.
30. Горбунов А.В. Политика исключительных мероприятий. - Стб. 2758.
31. Там же. -Стб. 2751.

32. Там же. - Стб. 2756.
33. Горбунов А.В. Политика исключительных мероприятий. - Стб. 2899.

Глава 3. Армия и военное судопроизводство в механизме реализации чрезвычайного законодательства
3.1. Использование военного судопроизводства в чрезвычайных условиях

В механизме использования чрезвычайного законодательства особую роль осуществляла армия и военное судопроизводство в отношении гражданских лиц. Вводимые в действие как вынужденные и временные меры, они были направлены на предотвращение посягательств против общественных порядков и государственной власти. В своей деятельности они имели четко обозначенную цель - карать гражданское население по законам военного времени.
Военное судопроизводство в отношении гражданских лиц во второй половине XIX в. - начале XX в., как чрезвычайная мера, имело поступательный характер. 9 августа 1861г. были высочайше утверждены «Правила на случай объявления какой-либо местности западных губерний на военном положении».¹ Согласно этим правилам генерал-губернаторам было предоставлено право объявлять местности, которые они «сочтут нужными» на военном положении, не спрашивая высочайшего соизволения, где с момента объявления военного положения «все без изъятия обвиняемые в измене, бунте, явном неповиновении военному или гражданскому начальству или склонению других к этим преступлениям, хотя бы и не произошло возмущения, насилия, разбоя, убийства, грабежа и поджигательства подлежат военному суду, который приговаривает виновных к наказанию на основании полевых военно-уголовный законов».²
2 сентября 1862 г. были утверждены новые правила о производстве дел в военных судах³, где значительную роль получил прокурор. Согласно правилам, судебное заседание открывалось чтением обвинительного акта, после чего подсудимый давал объяснения по делу, затем суд выносил приговор. Процесс носил -88- явно выраженный обвинительный характер. 2 марта 1863 г. был издан закон, согласно которому женщин наравне с мужчинами стали передавать военному суду с применением норм Полевого уголовного уложения.⁴ В мае 1863 г. были приняты «Правила о порядке наложения взысканий на мятежников, взятых с оружием в руках или арестованных по обвинению в соучастии с возмутителями»⁵. По этим правилам суд проходил сокращенным порядком без участия защиты и обвинителя, без производства предварительного следствия. Обвиняемые делились на 5 категорий и правила строго предписывали какую меру наказания суды должны были выносить. Правила так же позволяли вмешиваться при определении виновности генерал-губернаторам. В частности, киевский генерал-губернатор кн. Н.Н. Анненков приказом № 140 от 26 мая 1863 г. обязал военные суды при определении виновности ограничиваться рапортом военного начальства, а затем допросить и, в зависимости от возраста, происхождения и других обстоятельств, выносить приговор. На территории киевского военного округа действовало 6 военно-полевых судов, которые за период с 19 октября 1863 г. по 1 января 1865 г. осудили 9361 человек. Из них были приговорены к смертной казни - 128 человек, сосланы на каторжные работы - 972 человека, сосланы в Сибирь и в отдаленные места 573 человека, с лишением особенных прав состояния сосланы в менее отдаленные места Сибири - 854 человека, определены в военную службу рядовыми, с лишением и без лишения прав состояния - 345 человек, отосланы в арестантские роты гражданского ведомства, после отбывания высылки в Сибири - 864 человека, высланы без лишения прав состояния в другие места империи - 1509 человек, высланы из края на «водворение в казенные земли империи» - 4096 человек.⁶
Всего, по официальным данным, начиная с 1863 г. по 1866 г. только за бунт против Верховной власти военные суды и следственные комиссии осудили 23911 гражданских лиц, из которых 624 человека были приговорены к -89- смертной казни.⁷ Военному судопроизводству гражданские лица передавались не только по политическим, но и по другим мотивам.
Указом 1 июня 1862 г. виновные в поджогах стали передаваться военному суду⁸. Первоначально эти правила распространялись на Петербургскую губернию, затем указом 6 июня 1862 г. они были перенесены на всю империю, с тем изменением, что право конфирмации принадлежало не только генерал-губернаторам местных губерний, но и старшим войсковым начальникам⁹. Но, ввиду многочисленности, 17 марта 1867 г. именным указом правительствующему сенату было разъяснено, что военные суды должны рассматривать дела гражданских лиц, которые совершили поджоги «с политической целью» и только на территории, где судебные уставы не были введены, однако разъяснений, что значит поджог «с политической целью» не давалось. За период с 1863 г. по 1867 г. военными судами по политическим делам было осуждено 678 гражданских лиц. Из них к смертной казни было приговорено - 15 человек, к каторжным работам - 72, выслано на поселение в Сибирь - 47, к другим наказаниям -554.¹⁰
Также военному суду особым повелением Александра II было предписано передавать гражданские лица, обвиняемые «в сочинении распубликовании и разглашении ложных воззваний» от имени царя¹¹. Согласно отчетам о деятельности военного министерства за период с 1867 г. по 1878 г. военными судами и военно-следственными комиссиями по политическим делам был осужден 681 человек. Из них приговорено к смерти 29 человек, к каторжным работам - 208, выслано в Сибирь - 195, приговорено к другим наказаниям - 145, оправдано - 59. И освобождено по манифесту царя - 45 человек¹².
Расширенная практика привлечения гражданских лиц к военному судопроизводству -90- была вновь введена в результате русско-турецкой войны 1877-1878 гг. по высочайшему указу 28 апреля 1877 г.¹³ Устанавливалась «особая ответственность лиц гражданского ведомства в местностях, состоящими на военном положении». За наиболее тяжкие преступления, «направленные ко вреду или против безопасности армий и государства», повелевалось судить военным судом и подвергать наказанию установленному для военного времени. Прежде всего к тяжким преступлениям относились: бунт, умышленный поджог, умышленное истребление военных предметов, имущества, разрушение телеграфа, средств связи, водопровода, железной дороги, мостов, переправ и т.п. Если указ 28 апреля 1877 г.¹⁴ прежде всего относился к территории Одесского и Кавказского военных округов, то прокламация главнокомандующего от 1 июля 1877 г. была распространена и «на некоторые другие» регионы страны. Она признавала, в виде временной меры, «особый порядок ответственности для лиц гражданского ведомства», расширяла состав преступлений, признанных «наиболее тяжкими» для введения военного суда, дополняла такие виды преступления: нападение на часового или военный караул, вооруженное сопротивление военному караулу, умышленное убийство часового. Право предания военному суду было предоставлено главнокомандующим, на условиях «когда они признают это необходимым»,оговаривалось предание военному суду и лиц женского пола когда они будут обвинены вместе с лицами мужского пола, подлежащими суду».¹⁵
Реформирование гражданского судопроизводства с созданием системы специальных судов (с сословными представителями), предназначенных для борьбы с государственными преступлениями, по мнению правительства, показало, что этих мер недостаточно для борьбы с революционным движением. Нашумевший террористический акт В.И. Засулич и ее оправдание судом присяжных, череда других политических терроров привели к тому, что в недрах -91- правительства стал вырабатываться механизм передачи дел по государственным преступлениям военным судам. Поводом послужило убийство С.М. Кравчинским шефа жандармов Н.В. Мезенцева 4 августа 1878 г. в Петербурге.
После убийства Мезенцева министр внутренних дел Л.С. Маков и временно исполняющий должность шефа жандармов Н.Д. Селиверстов представили царю доклад, где охарактеризовали состояние дел по борьбе с террором как критическое. «Зло растет ежечасно. Суд уже не властен остановить разнузданные страсти... Нужны меры чрезвычайные».¹⁶ Маков и Селиверстов настаивали на передаче всех дел о террористах, не исключая и женщин, военным судам. Доклад их был датирован 8 августа 1878 г. В этот же день царь пометил на нем: «Исполнить». 9 августа последовал соответствующий высочайший указ «О временном подчинении дел о государственных преступлениях и некоторых преступлений против должностных лиц ведению военного суда, установленному для военного времени».¹⁷ Закон 9 августа 1878 г. положил начало расширенному толкованию понятия государственного преступления. В отличии от уголовного Уложения о наказаниях 1845 г. к этому роду преступлений стали относить обвиняемых в вооруженном сопротивлении воинским и полицейским чинам, а также в убийстве, покушении на убийство, нанесении тяжких ран и увечий должностным лицам с «политической целью». Циркуляром министерства юстиции № 43869 от 16 августа 1878 г.¹⁸ прокурорам судебных палат было разъяснено, что дознание по закону 9 августа 1878 г. должны производить чины отдельного корпуса жандармов на основании закона 19 мая 1871 г.
Циркуляром военного министра № 901 от 14 февраля 1879 г.¹⁹ изменялось направление дела по предварительному следствию: если раньше дело после предварительного следствия поступало прокурору судебной палаты, то теперь оно стало препровождаться военному прокурору, который представлял дело -92- вместе со своим заключением командующему военным округом, а тот, в свою очередь, направлял дело в военный суд. Передача гражданских лиц в ведение военным судам для осуждения их по так называемым государственным преступлениям носило характер чрезвычайных узаконений.
После покушения на Александра II, происшедшего 2 апреля 1879 г., судебные уставы 1864 г. и военно-судебные установления 1867 г. стали нарушаться. Указ 5 апреля 1879 г. «О назначении временных генерал-губернаторов в Петербурге, Харькове, Одессе и предоставлении им и генерал-губернаторам Москвы, Киева, Варшавы некоторых особых прав для охранения порядка и общественного спокойствия во вверенном им крае»²⁰ представлял собой особый чрезвычайный закон. По указу во всех назначенных местностях и в тех «смежных губерниях, которые будут указаны впоследствии», все гражданские управления подчинялись генерал-губернаторам «в том размере, в каком, на основании 46 статьи Положения о Полевом управлении войск в военное время, подчинялись Главнокомандующему армией губернии и области, объявленные на военном положении» (п. 3 Указа). Генерал-губернаторам подчинялись все лица гражданского ведомства и учебные заведения. Им предоставлялось право предавать военному суду всех, с применением наказания, установленного «для военного времени, независимо от случаев, упомянутых в указе 9 августа 1878 г., и за другие виды преступлений государственных или против порядка управления, а равно и за совершение других преступлений, общими уголовными законами предусмотренными, когда они признают это необходимым в видах ограждения общественного порядка и спокойствия» (п.4 Указа). Так же они могли: «а) высылать административным порядком из вверенных их управлению местностей всех тех лиц, дальнейшее пребывание которых в тех местностях они признают вредным; б) подвергать личному задержанию, непосредственно по своему усмотрению, всех лиц, несмотря на звание и состояние, в тех случаях, когда они признают это необходимым; в) приостанавливать или вовсе воспрещать издание журналов и газет, направление которых будет признано ими вредным; -93- г) вообще принимать те меры, которые по местным обстоятельствам они признают необходимыми для охранения спокойствия во вверенном им крае» (п.6 Указа). Практически им передавалось право приостанавливать действие общего законодательства. При этом их власть осуществлялась по законам военного времени.
«По делам сего рода присвоить генерал-губернаторам, предоставленные ст. 1234, 1238 и 1241 кн. XXIV Свода Военных Постановлений 1869 г. права главнокомандующего в военное время» (п.4 Указа), таким образом вводилась безграничная и ничем не сдерживаемая диктатура, которая была дополнена Указом 8 апреля 1879 г. «О порядке производства о лицах гражданского ведомства, передаваемых военному суду на основании Высочайших указов 9 августа 1878 г. и 5 апреля 1879 г.».²¹ Главным в направлении указа определялось «достижение наибольшей скорости в движении и разрешении подсудных дел» на основе V раздела Устава Военно-судебного (Свода военных постановлений 1869 г. кн. XXIV) О суде в военное время.
За период с 9 августа 1878 г. по 1901 г. военным судом было рассмотрено 245 политических дел. По ним осуждено только гражданских лиц 1871 человек, из которых 189 приговорены к смертной казни через повешение; 745 - были сосланы на каторгу; 714 - сосланы на поселение в Сибирь; 323 были оправданы.²² Всего же в военно-судебном ведомстве за 1878 г., исключая гражданских лиц, было произведено 8483 дела с 10988 обвиняемыми, из них под стражей находилось 5112 чел., а в 1879 г. было произведено 7654 дела с 9675 обвиняемыми, из которых 4085 человек содержалось под стражей.²³
Необходимость предачи дел гражданских лиц военным судам вызывало среди юристов изучаемого периода неоднозначное мнение. Например, такие юристы как Анисимов, Максимов, Мартынов, Соболевский, Урусов высказывали отрицательную точку зрения о передаче гражданских лиц военным судам, -94- которые, к тому же, были заполнены делами военных чинов. Их беспокоила «легкость привлечения» к военному судопроизводству как гражданских лиц, так и военных чинов, а так же большое количество оправданных судами. Так, например, общее число нижних чинов, только выбывших из-под суда по обвинению в нарушении дисциплины составили: в 1874 г - 2264 человека, 1875 г. - 2243, 1876 г. - 2327, 1877 - 2491, 1878 г. - 2415, 1879 г. - 2023. К тому же за эти годы было оправдано: в 1874 г. - 188 человек, 1875 г. - 179, 1876 г. - 272, 1877 г. - 303, 1878 г. - 271, 1879 г. - 242; и помиловано высочайшей властью: 1874 г. - 4 человека, 1875 г. - 1, 1878 г. - 2, 1879 г. - 8.²⁴ Они высказывали опасения, что привлечение к военному суду могло иметь ошибочный или случайный характер. Их беспокоило то, что военный суд не всегда мог распознать это. Учитывая, что военные судьи были зависимы от военного начальства, по приказу которого обвиняемые привлекались к суду, то можно только представить сколько незаконных обвиняемых было осуждено. Только в 1878 г. в военно-окружных судах обвинительные акты были вынесены 2653 лицам, а в 1879 -2212.²⁵ Общее число следственных дел в армии с 1861 по 1885 года составило 461974,²⁶ по которым проходило 560802 человек.²⁷
Действия законов 9 августа 1878, 5 апреля 1879 г., 8 апреля 1879 г. были прекращены 14 августа 1881 г., когда было введено «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия»,²⁸ при составлении которого были подвергнуты совокупному пересмотру временные законы, вошедшие в той или иной мере в новое постановление. Передача дел на рассмотрение военному суду стало происходить по правилам усиленной или чрезвычайной охраны, где от генерал-губернаторов, а в губерниях, им неподчиненных, от министра внутренних дел зависело: «передавать на рассмотрение военного суда отдельные дела о преступлениях, предусмотренных общими уголовными -95- законами, когда они признают это необходимым с целью ограждения общественного порядка и спокойствия для суждения по законам военного времени» (статья 17 Положения 14 августа 1881 г.).
Рассмотрение и решение дел в военно-окружных и временных военных судах производилось согласно правилам, установленным в главе III Раздела V . Книги XXIV Свода военных постановлений. Военному суду передавались лица, «виновные в вооруженном сопротивлении властям или нападении на чинов войск и полиции; на должностных лиц, при исполнении ими служебных обязанностей или в следствии исполнения этих обязанностей при нанесении им ран, увечий, тяжких побоев, поджогов; покушении на убийство или убийства». Им определялось наказание, предусмотренное в статье 279 Воинского устава о наказаниях (смертная казнь). Утверждение всех приговоров военного суда принадлежало генерал-губернаторам, а в местностях, им неподчиненным, командующим войсками, расположенными в военном округе, которым присваивались права предоставленные (ст.ст.1234, 1238, 1241 Книга XXIV Свода военных постановлений) Главнокомандующему в военное время.
Предание военному суду на основании Положения 14 августа 1881 г. предполагало, что в то время, когда преступление было совершено, местность уже состояла в исключительном положении. Однако практика допускала нарушение этого положения. С одной стороны, власти ссылались на статью 28 этого Положения, к ее неточной формулировке действия усиленной и чрезвычайной охраны «в некоторых точно определенных смежных губерниях и областях или даже во всех остальных местностях государства». С другой стороны, кассационные жалобы на эти нарушения, не могли рассматриваться в первом департаменте Сената, так как дело при рассмотрении военного суда и кассационных жалоб относилось к военно-судебным функциям. К тому же оно не могло быть исправлено и Главным военным судом, так как Уставом военно-судебным ему не было предоставлено право «входить в оценку правильности предания суду».
Также военному суду передавались лица, обвиняемые по государственным преступлениям, связанные с противозаконными обществами. Передача, -96- предусматривалась статьей 318 Уложения о наказаниях или по высочайшему распоряжению.
Усилением репрессий военных судов и дополнением 14 августа 1881 г. явилось чрезвычайное по своему содержанию высочайшее повеление от 11 августа 1887 г.²⁹ Оно было секретным и неопубликованным. По которому военные суды были лишены права, при наличности уменьшающих вину подсудимого обстоятельств, смягчать собственною властью наказание подсудимых. Они могли лишь составить отдельное постановление об имеющихся в деле смягчающих обстоятельствах и ходатайствовать о смягчении участи подсудимого перед командующим войсками. Это положение относилось не только к делам, переданным на рассмотрение военным судам по Положению чрезвычайной охраны, но и в отношении местностей, находящихся в Положении усиленной охраны, что в дальнейшем вошло примечанием к статье 1203 Устава военно-судебного.
С введением нового Уголовного уложения 1903 г., примечание к статье 1203 Устава Военно-судебного было отменено, но указ 8 сентября 1905 г. подтвердил существование положения 11 августа 1887 г., что привело к ситуации, когда преступление военнослужащих, предусмотренное статьями 99, 100 Уголовного уложения, могло рассматриваться при смягчающих вину обстоятельств, а преступления в отношении гражданских лиц по Положению 14 августа 1881 г. - нет.³⁰ В дополнение указа 11 августа 1887 вышел циркуляр военного министра Ванновского председателям военно-окружных судов, согласно которому, военные суды должны были приговаривать обвиняемых по государственным преступлениям по статье 279 Уложения о наказаниях к смертной казни и не вносить ходатайства о смягчении наказания в приговоры, а составлять их особо для рассмотрения командующему армией. При этом в статье 1401 Устава Военно-судебного говорилось, что «Главнокомандующий армией имеет право -97- не давать делу направление в кассационном порядке по жалобам и протестам, поданным на приговоры военно-окружных судов и судов армии по делам и проступкам, которые в виду сохранения интересов армии, воинской дисциплины или общественной безопасности вызывают необходимость немедленного исполнения над подсудимым наказания».³¹
В приказе по Военному ведомству № 241 за 1892 г. были объявлены высочайше утвержденные Постановления о местностях, объявленных состоящими на военном положении. В § 17 отмечалось, что не принадлежащие к армии лица гражданского ведомства в местностях, объявленных на военном положении, подлежат военному суду и наказанию по законам военного времени: 1) за бунт против Верховной власти и государственную измену; 2) за умышленное истребление или приведение в негодность воинского снаряжения и вооружения, а также запасов продовольствия и фуража; 3) за умышленное повреждение средств связи, объектов железной дороги и судоходства, водных коммуникаций, водопроводов и т.п.; 4) за нападение или вооруженное сопротивление военному караулу, чинам военной или гражданской полиции, за убийство часового или чинов караула и полиции. В § 20 Правил было сказано, что рассмотрение и решение дел о преступлениях, изъятых из общей подсудности, производится в военных судах по правилам, установленным в разделе IV военно-судебного устава, но с условием, что лица, виновные в вооруженном сопротивлении властям или нападении на чинов полиции, войска, вообще на всех должностных лиц, при исполнении ими обязанностей службы или же вследствие исполнения этих обязанностей, где преступления сопровождались убийством, покушениями на убийство, нанесением ран, увечий, тяжких побоев или поджогов - подлежали наказанию, предусмотренному в ст. 279 воинского устава о наказаниях.³² Статья 279 не предусматривала смягчение наказания в результате «запальчивости и раздражения», она не только не рассматривала факта умышленности, а наоборот предусматривала вообще все виды умышленного действия. Также эта -98- статья не определяла смягчение за разбой и не содержала в себе никакого различия между зачинщиками и сообщниками. Все виды разбоя в отношении наказания представлялись одинаковыми. Это же относилось и ко всем видам грабежа без различия, было ли совершено действие с насилием или нет. Правда, в особых случаях военный суд мог признать наличие уменьшающего вину наказания - «долговременную беспорочную службу» и назначить вместо смертной казни бессрочные каторжные работы.³³ Гражданские лица по условиям военного судопроизводства приравнивались к военным.³⁴ Своеобразным толкованием статьи 279 Воинского устава о наказаниях являлась статья 269 того же устава, где было сказано, что «тем же наказаниям подлежат и жители неприятельских областей, армией занимаемых, за все преступления, указанные в ст. 1314 Устава военно-судебного (СВП. 1869 г. XXIV, изд. 3) и на основаниях, в ней изложенных, если с занятием области не последует особого в этом отношении повеления Главнокомандующего Армией (п.9 ст.34 Высочайше Утвержденного 26 февраля 1890 г. Положение о полевом управлении войск в военное время.³⁵ Тем самым российские граждане в местностях, объявленных на военном положении, приравнивались по статусу к иностранным гражданам.
Надо отметить, правила о предании военному суду гражданских лиц были разнообразны. Так, например, дела об убийстве должностных лиц в различных местностях получали неодинаковое направление. В губерниях и областях, не объявленных в состоянии усиленной или чрезвычайной охраны, а также на военном положении, карательную функцию брал на себя гражданский суд (судебные палаты о сословными представителями), применявший к виновным наказание не больше ссылки на каторгу, хотя по соглашению министров внутренних дел и юстиции могла происходить передача того или иного дела этого рода в военный суд с применением к виновным смертной казни. -99-
Там, где была введена усиленная или чрезвычайная охрана, дела мог рассматривать гражданский суд, не уполномоченный выносить смертные приговоры за убийства государственных служащих, или осуществлялась передача дел в военный суд, с обязательным присуждением к смертной казни. Передача здесь зависела от усмотрения министра внутренних дел или от генерал-губернатора, или от главнокомандующего (ст.ст. 17, 18, 26 Положения 14 августа 1881 г.). В тех местностях, которые были объявлены на военном положении, дела об убийстве часового или чинов караула и полиции всегда подлежали военным судам по законам военного времени (ст. 17 Правил военного положения), т.е. с присуждением виновного к смертной казни (ст. 279 Воинского устава о наказаниях).³⁶ К тому же в особенной части раздела 111 главы II «О преступлениях и проступках, совершенных в местностях, объявленных на военном положении, и преступлениях против безопасности армии», содержались особые постановления о наказании гражданских лиц, не подлежащих действию военно-уголовных законов.³⁷ Главнокомандующему или генерал-губернатору принадлежало право расширения границ военной подсудности (статья 1323 IV раздел Устав военно-судебный 1885 г., ст.250 II раздел Устав военно-судебный 1884 г.)³⁸, а также передача дел особым присутствиям или временным полевым судам. Поэтому правительство 23 декабря 1905 г. вышло с инициативой «устранить порядок, при котором однородные злодеяния в зависимости от усмотрения начальствующих лиц влекут смертную казнь или же не влекут ее, установив по этому вопросу более определенное правило, ... чтобы определенные преступления в силу самого закона всегда влекли за собой предание военному суду и смертную казнь.³⁹
Главным военным прокурором Н.Н. Масловым в правительство был представлен проект введения военно-полевых судов для лиц, которые посягали бы по политическим мотивам на жизнь чинов войск, полиции и других должностных -100- лиц. Но мнение членов Совета по этому вопросу было неоднозначным, проект вызвал разногласия и в ходе обсуждения был отвергнут. В июле 1906 г. Николай II выступил инициатором возобновления дела. 26 июля он предложил министру юстиции И.Г. Щегловитову разработать и внести в Совет министров закон об усилении ответственности за пропаганду в армии⁴⁰. На следующий день он заявил военному министру А.Ф. Редигеру, просившему об отмене смертной казни для одного из осужденных, что «смертная казнь в настоящее время является, к сожалению, неизбежной», и повелел «ввести ускоренное судопроизводство, при котором казнь совершалась бы не позже, чем через 48 часов после привлечения к суду, дабы осужденные на смерть не томились долгие сроки в ее ожидании».⁴¹
В соответствии с прямым указанием царя Совет министров 8 августа принял «Положение об усилении ответственности за распространение среди войск противоправительственных учений и суждений и о передаче в ведомство военных и военно-морских судов дел по означенным преступным деяниям»⁴², а 17 августа - «Положение об учреждении военно-полевых судов»⁴³. Оба эти Положения были утверждены Николаем II соответственно 18 и 19 августа 1906 года.
Военно-полевые суды были введены в состав военного судопроизводства 19 августа 1906 г. по инициативе царя не без участия П.А. Столыпина, так как 12 августа было совершено покушение на его семью, в результате которого были убиты 22 человека, ранено около 30 человек, в том числе 3-летний сын и 14-летняя дочь Столыпина.
Положение о военно-полевых судах было опубликовано 23 августа 1906 г. В правительственном сообщении отмечалось, что «...с ростом революционного движения проявляется чрезвычайное напряжение в обществе, которое обращает свои взоры к правительству. Революционеры путем уничтожения высших -101- должностных лиц решили произвести впечатление в стране, а на правительство навести панику и поэтому обязанность правительства пресекать без колебаний злодейство, поэтому местным властям даны указания быстрой репрессии за преступления, выходящие из ряда обыкновенных».⁴⁴
Было ли оправдано введение военно-полевых судов, если «на 13 августа 1906 г. на военном положении находилось 40 губерний и областей, на положении чрезвычайной охраны 27 губерний и областей, в усиленной охране 15 губерний и областей. Всего из 87 губерний и областей России на исключительном положении находилось 82 губернии и области»⁴⁵, где уже действовало военное судопроизводство в отношении гражданских лиц. Но самое главное - военные суды в отношении гражданских лиц действовали не только там, где существовало исключительное положение. Согласно секретному циркуляру Министерства юстиции прокурорам судебных палат № 32707 от 11 декабря 1898 г. «Предание лиц гражданского ведомства (кроме объявленных на военном положении или в положении чрезвычайной охраны)... может последовать по распоряжению генерал-губернатора, в местности ему подчиненной, и объявлено в положении усиленной охраны, причем, от указанной власти зависит передавать на рассмотрение военного суда отдельные дела о преступлениях, общими уголовными законами предусмотренных, когда это будет признано Главным начальником края необходимым в видах ограждения общественного порядка и спокойствия. Такое же право предоставлено министру внутренних дел в местностях, хотя и объявленных в положении усиленной охраны, но генерал-губернаторам не подчиненных».⁴⁶ А также, статья 28 Положения об охране, где сказано, что правила придания гражданских лиц военному суду распространяется также «во всех остальных местностях государства», получалось, что на территории всей страны уже осуществлялась передача гражданских лиц военным -102- судам. Значит, введение военно-полевых судов осуществлялось только в виде чрезвычайной карательной меры.
Военно-полевые суды создавались не как постоянные судебные места, а образовывались особо по каждому делу, согласно правилам о местностях, объявленных на военном положении пункт 6 статьи 19 и на Положении чрезвычайной охраны пункт 3 статьи 26, генерал-губернаторам было предоставлено право передавать на рассмотрение военных судов дела о всяких преступлениях, предусмотренных общими уголовными законами; вследствие этого по буквальному тексту закона на рассмотрение военно-полевого суда могло быть передано любое уголовное дело, лишь «учинение преступления было настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании».
Основной смысл закона о военно-полевых судах был в том, чтобы после совершения преступления сразу же шла суровая кара, исключающая предварительное следствие. Полицейского дознания, которое формировало дело, было достаточно для рассмотрения дела в суде, а полицейские являлись зачастую теми необходимыми свидетелями, которые требовались суду. Характерной чертой военно-полевых судов было отсутствие лиц с юридическим образованием или находившихся на службе в военно-судебных ведомствах, более того, обязательным было их устранение.⁴⁷ 30 августа 1906 г. главный военный прокурор Павлов разослал циркуляр, в котором говорится, что в состав военно-полевых судов как в качестве председателей, так и членов могут входить только офицеры войсковых частей, но ни в коем случае чины военно-судебного ведомства.⁴⁸ Положение совета министров определяло, что суд образуется из председателя и четырех членов из офицеров от войска и флота. Под офицерами «от войска и флота» подразумевались только строевые офицеры. От членов суда требовалось: 1) 4-летний стаж службы в строю; 2) не состоять под следствием; 3) не быть подверженным ограничениям прав и преимуществ по службе. Отвод судей -103- военно-полевых судов не предусматривался, их имена и фамилии были засекречены. Военно-полевые суды учреждались начальниками гарнизона или отряда, а также главнокомандующим составом (ст.2 Правил о военно-полевых судах). Распоряжение о рассмотрении дела военно-полевым судом должно было следовать безотлагательно за совершением преступного деяния, в нем указывались лицо, передаваемое суду, и предмет предъявленного обвинения. Производство предварительного следствия или дознания было необязательным. Распоряжение генерал-губернатора, в большинстве случаев основывающееся на полицейском протоколе, устанавливающем факт учинения преступления, было достаточным для суда.
Циркуляром военного прокурора было определено, что обвиняемый до приговора военного суда препровождался в военную тюрьму⁴⁹, что уже предопределяло его судьбу. Так, например, исполняющий обязанности коменданта г. Владивостока сообщал начальнику местной тюрьмы: «Приказом приамурского генерал-губернатора от 20 октября 1906 г. за № 241 китайский подданный У-шанмень за вооруженный грабеж 23 сентября с.г. в крепости Владивосток на Семеновской улице предается военно-полевому суду, заседание которого начнется с 12 часов дня 22 октября, и приведение приговора в исполнение последует завтра же ночью в тюремной ограде, тотчас по окончании заседания этого суда»⁵⁰. Более того, до начала судебного разбирательства участь арестованного была предрешена.
Суды обязаны были немедленно приступать к разбору дела и окончить его рассмотрение, обязательно при закрытых дверях, не более чем в течение двух суток (ст. 4 Правил о военно-полевых судах). Рассмотрение дела в военно-полевых судах происходило по правилам, установленным для разбирательства дел в полковых и этапных судах в военное время. Ни органы обвинения, ни за-. щита не допускались. Защита была предоставлена самому подсудимому, согласно правилам о суде в военное время, а обвинением являлся суд. -104-
Главными условиями для судопроизводства являлись: 1) непрерывность (то есть не рассматривать другое событие преступления до тех пор, пока не будет поставлен приговор; 2) устранение доказательств явно ненадежных (недопуск некоторых лиц к свидетельским показаниям, отвод от присяги); 3) устность; 4) рассмотрение тех преступлений, которые перечислены в приказе о предании суду (о всех вновь обнаруженных делах суд должен был доносить командованию).⁵¹
Каждое процессуальное затруднение «судья решит с применением основных правил судопроизводства, которые вполне обеспечивают справедливость приговора, и он может быть уверен, что все правила и формы процесса будут им соблюдены», - говорилось в инструкции полковым судам.⁵²
Лишенные права на защиту через поверенных (ст. 599 Устава военно-судебного) подсудимые военно-полевых судов, так же как и в судах полковых, не получали копий с обвинительного акта, которые вовсе не составлялись, и не допускались к рассмотрению письменного производства по делу. До открытия судебного заседания все ознакомление подсудимого с предъявленным ему обвинением ограничивалось тем, что председатель суда, составив список свидетелей, показания которых, по имеющимся в деле сведениям, представлялись существенными и вообще необходимыми для решения дела, предъявлял этот список подсудимому и прочитывал ему приказ о предании суду (ст. 576 Устава военно-судебного). Подсудимый мог только догадываться о собранных против него «доказательствах» и уликах по фамилиям свидетелей, внесенных председателем в список. Также суд мог проходить без свидетелей. Главное - в суде должны были присутствовать судья и подсудимый. Вызов свидетелей, находящихся вне места производства суда, предоставлялся на усмотрение суда (ст. 1358 Устав военно-судебный). Суд при отсутствии в деле показаний свидетелей мог взамен вызова в суд распорядиться о допросе по месту жительства -105- (ст.577 Устав военно-судебный) даже, если сообщение с ними не представлялось затруднительным (ст. 1356 Устав военно-судебный). По инструкции военно-полевым судам петербургского округа, в виде исключения на суде могли присутствовать: начальник подсудимого, если подсудимый принадлежал к числу воинских чинов, и те лица, которые получали разрешение начальника гарнизона. Это разрешение давалось таким должностным лицам, как представитель штаба военного округа или представитель градоначальства.⁵³ Согласно этой же инструкции, если необходимыми были показания начальствующего состава по поводу нанесения им оскорбления, то подсудимый не имел права задавать вопросы с целью оправдательного уточнения, излагать свое видение существа вопроса с теми фактами, о которых умалчивало начальствующее лицо, он даже не имел права выслушивать показания начальствующего состава, его попросту временно удаляли из места заседания военно-полевого суда.⁵⁴ Также инструкция петербургского военного округа прямо запрещала «вызов дополнительных свидетелей, приостановку дела для получения каких-либо дополнительных сведений и производство осмотра на месте, освидетельствования, обыски или выемки».⁵⁵
Объем подсудности по преступным деяниям не имел никаких ограничений. Председатель суда обязан был только «обеспечить возможность безостановочного рассмотрения и решения дела в одном заседании, без перерывов и отсрочек».⁵⁶ Приговор военно-полевого суда излагался по упрощенной форме: 1) год, месяц, число, когда составлен; 2) состав суда; 3) звание, имя, фамилия, прозвище подсудимого, если установлено (у революционеров); 4) сущность приговора о вине или не виновности; 5) наказание и последствия, со ссылкой на закон, в силу которых приговор составлен. Приговор должен был немедленно, по объявлении вступать в законную силу и подлежал приведению в исполнение -106- не позже суток (ст. 6 Правил о военно-полевом суде). Приговор не требовал утверждения военным начальством.
Николай И и правительство военно-полевым судам отводило большое значение. За принятием положения о военно-полевых судах последовал «совершенно секретный» циркуляр, подписанный начальником главного управления военного министра генерал-лейтенантом Павловым, где сообщалось: «При личном докладе военного министра 26 сего августа государь император повелеть соизволил объявить командующим войсками, что он требует безусловного применения нового закона о военно-полевых судах, опубликованного в «Правительственном вестнике» № 190 и «Русском инвалиде» №№ 186 и 187, по всем преступлениям, предусмотренным в правилах о сих судах. Командующие войсками и генерал-губернаторы, которые допустят отступления от этого высочайшего повеления, будут за это ответственны лично перед его величеством».⁵⁷ От военно-полевых судов требовали приговора с применением наказания по законам военного времени, подразумевая статью 279 Воинского устава о наказаниях, то есть смертную казнь. Однако применение смертной казни не всегда подходило по закону к тем, кто был предан военно-полевому суду. И суд смягчал наказание. Так, например, в Петербурге после того, как по делу в обвинении некого Сметанникова в вооруженном нападении было установлено: 1) что Сметанников, потеряв незадолго до совершения преступления место на фабрике, не имел средств к существованию; 2) что им было похищено 4 руб. денег и 1,5 бутылки водки. Военно-полевой суд вынес приговор: «Крестьянина Сергея Сметанникова подвергнуть смертной казни через повешение, но, принимая во внимание собственное сознание подсудимого, суд нашел возможным заменить казнь бессрочной каторгой».⁵⁸ Главным для смягчения наказания все же являлось не собственное признание, а сам факт преступления, не подходивший к смертному приговору. -107-
Чрезвычайную карательность поддержала торгово-промышленная буржуазия. В журнале «Новое время» от 27 августа 1906 г. лидер партии «Союз 17 октября» А.И. Гучков высказал мнение своей партии: «Что же касается самого закона о военно-полевых судах, то он является жестокой необходимостью, он как бы легализует карательные экспедиции, которые совершались и раньше. Но ведь у нас в некоторых местностях идет, право, междоусобная война, а законы войны всегда жестоки. Для победы же над революционным движением такие меры необходимы».59
Разнообразие в практике применения положения о военно-полевых судах и вопросы, возникавшие при его применении, вызвали необходимость разъяснений положения. 6 сентября 1906г. вышел разъяснительный циркуляр Совета министров. В этом циркуляре говорилось, что «желательные от рассматриваемой меры результаты могут быть обеспечены лишь при неуклонном применении (правил) к преступлениям, выразившимся в вооруженных нападениях на должностных или на частных лиц, а также в разбоях, грабежах и насилиях». В правилах и циркуляре говорилось о том, что военно-полевым судом должны были рассматриваться случаи, «когда учинение преступного деяния лицом, подсудным военному суду, является настолько очевидным, что нет надобности в его расследовании»⁶⁰ (ст. 1 Правил о военно-полевом суде). Тем самым выдвигалась мысль о застигнутых на месте преступления. Однако неточность выражения данного положения приводило к его субъективному толкованию. И поэтому 12 октября 1906 г. Советом министров был выпущен новый циркуляр, по которому было разъяснено, что «военно-полевым судам могут быть передаваемы, по особому каждый раз распоряжению подлежащей власти, только лица, . учинившие убийство, разбой, грабеж, нападение на часового или военный караул, вооруженное сопротивление властям, нападение на чинов войск, полиции, -108- на должностных лиц; изобличенные в противозаконном изготовлении, приобретении, хранении, ношении, сбыте взрывчатых веществ или снарядов»⁶¹, в тех случаях, когда учинение ими преступного деяния представляется вполне очевидным, т.е. когда обвинение может быть основано на достоверных и не требующих особой проверки данных, а, следовательно, главным образом, если преступник задержан или застигнут на месте преступления, при самом совершении последнего или непосредственно при его учинении. Циркуляр разъяснял главноначальствующему составу и облеченным их властью лицам, что они «не уполномочены заранее объявлять о подчинении определенных категорий дел ведению военно-полевых судов, но должны в каждом отдельном случае учинения преступного деяния разрешать вопрос о предании виновного военно-полевому суду, что приговоры военно-полевого суда не могут быть ни в коем случае отменяемы, а потому передача завершившихся ими приговорами дел на вторичное рассмотрение военно-полевого суда или другого судебного места не допустима»⁶². Разъяснение Совета министров было дополнено циркуляром министра внутренних дел по департаменту полиции от 21 ноября 1906 г., где говорилось, что «распоряжение о передаче дел в ведение военно-полевых судов могут касаться только отдельных случаев, и что закон не дает никаких оснований к общим распоряжениям о подчинении известных категорий преступлений юрисдикции военно-полевых судов».⁶³ Однако на практике эти положения нарушались. Во-первых, тем, что передача дел на рассмотрение военно-полевым судам зависела от генерал-губернаторов. Они определяли подсудность. Сам суд не мог отказаться от рассмотрения дела. Во-вторых, велика была роль «косвенного» участия представителей штаба военного округа и градоначальства в суде. В-третьих, зависимость судей от тех, кто их назначал. 21 ноября 1906 г. вышел сводный циркуляр МВД по департаменту полиции за № 8154, который разъяснял ряд вопросов по изменению положения военно-полевых судов и указывал, что и состоявшиеся приговоры военно-полевых судов, как не подлежащие обжалованию, и конфирмации вступают немедленно по объявлению их в законную силу».⁶⁴ На что помощник великого кн. Николая Николаевича в военно-судебных делах генерал Газенкампф в деле № 39 штаба войск гвардии и петербургского военного округа «О военно-полевых судах и о суждении по законам военного времени» наложил резолюцию: «С председателем совета министров 18-ХП лично переговорил и доложил, что циркуляр МВД от 21-XI № 8154 принят к сведению, но руководству военно-полевым судам преподан не будет».⁶⁵
Допуская отход от закона и своих распоряжений, власть тем самым поощряла злоупотребления.
Приговоры военно-полевых судов была настолько жестоки, что не освобождали от казни беременных женщин. Им даже не откладывали исполнение приговора до сорока дней после родов, хотя это подразумевалось уголовным правом.
Точных данных о деятельности военно-полевых судов не имеется. Комиссия второй государственной думы пыталась их получить, но правительство ее требования не исполнило. В отчеты главного военно-судебного управления эти данные не вошли, т.к. военно-полевые суды в ведении этого управления не состояли.
В еженедельной газете «Право» № 16 за 20 апреля 1908 г. были опубликованы данные, по которым общее число приговоренных к смерти составило 1144 человека. Также в газете были приведены сведения, позволяющие более точно охарактеризовать состав преступления.⁶⁶ -110-
 

Другая попытка подвести итоги деятельности военно-полевых судов за восемь месяцев действия закона о военно-полевых судах была сделана А.Б. Вентиным в газете «Товарищ» № 247 от 20 апреля 1907 г. По подсчету, проведенному Вентиным, по данным периодической печати, с оговоркой, что действительные цифры были, несомненно, больше, к смертной казни военно-полевыми судами было приговорено 1102 человека, к другим видам наказания 145 человек, а именно: к срочной каторге - 65 человек, к бессрочной каторге -62 человека, к ссылке на поселение - 7 человек, к исправительным арестантским отделениям - 11 человек. Оправдан был 71 человек. Кроме того, было передано военно-полевому суду 72 человека, приговоры которых остались неизвестными. Итого было осуждено 1319 человек.⁶⁷
Однако статистические данные, сделанные А.Б. Вентиным, вызывают сомнения, так как военно-полевые суды не могли приговорить обвиняемых к ссылке на поселение или исправительным арестантским отделениям. Скорее всего, в данные, собранные Вентиным, вошли приговоры военно-окружных судов, действовавших по положению 14 августа 1881 г. Военно-полевые суды создавались с единственной целью - карать по ст. 279 военного Устава о наказаниях, то есть приговаривать подсудимых исключительно к смертной казни. Они обязывались применять наказание, объявленное законом, у них не было права понижения наказания собственной властью, также не представлялось возможным подать ходатайства о смягчении наказания, так как приговор суда никем не утверждался. Таким образом, военно-полевые суды могли только или оправдать подсудимого, или осудить на смертную казнь. Трудно себе представить, чтобы судьи решились оправдать подсудимого, преступление которого признано очевидным генерал-губернатором или командующим армиями, или командующими войсками в военных округах. Процедура военно-полевого суда являлась формальностью, узаконивавшей применение смертной казни по личному усмотрению военного начальства. Закон 20 августа устранял обжалование приговоров военно-полевых судов, в нем не было пункта о помиловании. Начальнику местного гарнизона закон не предоставлял право изменения приговора, а, наоборот, обязывал исполнить его в течение 24 часов. К тому же 7 декабря 1906 г. военным министрам было отдано распоряжение об оставлении без всякого движения просьб по делам о лицах, переданных или осужденных военно-полевыми судами. Исключение не давалось и ближайшему окружению царя. Так, например, генерал-адъютант царя, бывший московский губернатор Дубасов в декабре 1906 г. обратился к царю с просьбой о смягчении наказания покушавшимся на его жизнь двум рабочим, на что царь ответил: «Полевой суд действует помимо вас и помимо меня, пусть он действует по всей строгости закона»⁶⁸.
Военно-полевые суды не представляли из себя судебные органы в прямом смысле, так как, во-первых, сам факт их образования предрешал вопрос о виновности, а во-вторых, ни предварительного, ни судебного расследования не . было. Решение дела без предварительного производства следствий военными следователями было распространено на все преступления и проступки⁶⁹. Разбирательство дела на суде носило сокращенный обвинительный характер, а судьи -112- не имели юридического образования. Также значительное влияние на вынесение приговора оказывали генерал-губернаторы. Данное ими распоряжение об образовании военно-полевого суда подразумевало обязательное присуждение к смертной казни. Сам факт образования военно-полевого суда необходим был для этого, и в случаях, когда военно-полевые суды не приговаривали обвиняемого к смертной казни, генерал-губернаторы вопреки прямому указанию положения, что приговор немедленно вступает в силу, отменяли приговор, не приводивший к смертной казни. Правительство вынуждено было издать 10 октября 1906 г. новый циркуляр, разъяснивший недопустимость отмены приговоров военно-полевых судов.⁷⁰
Положение Совета министров о военно-полевых судах утратило свою силу 19 апреля 1907 г. Оно прекратило действие непосредственно в силу положения статьи 87 Основных законов 1906 г., по которой действие чрезвычайной проведенной в указанном порядке меры прекращались, если подлежащим министром в течение первых двух месяцев после возобновления заседания Думы не вносился соответствующий принятой мере законопроект. Так как деятельность Государственной Думы второго созыва началась 20 февраля 1907 г., то отсюда следовало, что действие правил 19 августа 1906 г. должно было само собой прекратиться в случае не внесения в Государственную Думу соответствующего законопроекта до 20 апреля 1907 г. С начала работы вторая Государственная Дума была не согласна с деятельностью военно-полевых судов. Для ускорения отмены их деятельности 9-12 марта в Думе был выработан законопроект в порядке думской инициативы. В заседании 17 апреля законопроект Думою был принят в следующей редакции: «Ст. 1. Высочайше утвержденное в 19-й день августа 1906 г. положение совета министров об учреждении военно-полевых судов отменить. Ст.2. Все дела, по коим приговоры военно-полевых судов, образованных на основании Высочайше утвержденного в 19-й день августа 1906 г. положения совета министров, не приведены в исполнение, равно дела, по коим осужденные отбывают наказания, безотлагательно передать в общие судебные места для направления и рассмотрения по правилам устава уголовного судопроизводства».
Ввиду истечения через три дня двухмесячного срока после созыва Думы, практическое значение имела только статья вторая, но силы закона она не получила, так как законопроект был отвергнут Государственным советом.⁷¹ Положение Совета министров от 19 августа 1907 г. было прекращено по статье 87 Основных законов российской империи, но правила, изданные по высочайшему повелению 25 августа 1906 г. о военно-полевых судах для чинов военного и военно-морского ведомства, как относившиеся к области ничем не ограниченного усмотрения монарха, согласно статьи 14 Основных законов, редакции 1906 г., сохраняли свою силу.
Также не была отменена передача гражданских лиц военному суду в виду чрезвычайной меры согласно Положению об охране. Более того, карательно-репрессивная юстиция была дополнена законом от 27 июня 1907 г. Были изменены 11 статей IV раздела военно-судебного устава. 1 июля 1907 г. приказом № 346 по военному ведомству были изменены правила в военно-окружных судах для военного времени, что в свою очередь затрагивало изменение производства дела в условиях действия положения усиленной, чрезвычайной охраны, либо на основании введения военного положения.⁷² Изменения были вызваны прогрессирующим ростом массовых преступлений, затрагивающих общественную безопасность, а также увеличением числа террористических актов. Официальные мотивы были изложены в записке авторов законопроекта. «Обстоятельства настоящего времени вызывают безусловную необходимость ускорения производства по делам, передаваемым на рассмотрение военного суда по законам военного времени. По этому поводу неоднократно уже делаемы были государем императором указания военному министру, а в самое последнее время на необходимость такого ускорения, особенно по делам о террористических актах, обращено внимание и Совета министров, ... для такого рода дел, как дела о различного рода террористических актах, а равно о важнейших случаях нарушения воинской дисциплины», которые, по словам записки, «являясь по большей части несложными по существу и не обширными по объему, требуют в то же время наиболее быстрой и энергичной репрессии».⁷³ Новые правила были вызваны не юридическими или военными причинами, а политической необходимостью.
Изменения были проведены не по статье 87 Основных законов, а в общем порядке. Они представляли не временную меру, а постоянный закон, опубликованный в «Русском инвалиде» № 148 за 1907 год⁷⁴. Их содержание касалось сокращения движения дела. В новой редакции статьи 1349 Устава военно-судебного прокурор при получении дела обязан был дать свое заключение о предании суду или прекращении преследования военному начальнику не более чем через сутки (вместо прежних трех) (ст. 1349 Устава военно-судебного). Военный начальник должен был рассмотреть дело в тот же день (в прежней редакции - в течение суток). Затем, по статье 1376 Устава военно-судебного, судебный прокурор, получив дело, рассмотренное военным начальником, должен был предложить его суду с обвинительным актом в тот же день (вместо двух суток по прежней редакции). В силу статей 1378, 1379 Устава военно-судебного, суд, в свою очередь, обязан был на следующий же день рассмотреть дело в распорядительном заседании и тогда же вручить подсудимому копию обвинительного акта и прочие документы, а подсудимый, по статье 1380 Устава военно-судебного, при самой выдаче и по прочтении ему этих документов должен был заявить о выборе защитника и предъявить требование о вызове новых свидетелей, однако, выбор защитника и вызов свидетелей были ограничены временными рамками, так как процедура движения дела не должна была превышать четырех дней. На пятый день мог быть назначен суд, и тотчас по закрытии судебного заседания председатель суда в силу статьи 1393 Устава военно-судебного обязан был подписать приговор, который практически вступал в силу, потому что в военном судопроизводстве исключалась апелляция, а кассационная -115- жалоба, которую подсудимый имел право подать в течение суток (вместо прежних двух), могла быть отклонена командующим войсками, т.к. он имел на это право ввиду «охранения общественной безопасности». Наказание могло вступить в силу немедленно (ст. 1401 Устава военно-судебного). Таким образом, весь процесс, включая исполнение приговора, мог быть закончен в шесть дней. Для гражданских людей не требовалось рассмотрения дела военным начальством до суда, для них процесс продолжался, при условии разрешения вопроса о направлении кассационной жалобы, четыре дня, а без этого условия - три дня. Репрессии почти достигали скорости военно-полевых судов. До принятия этих правил подсудимый мог найти себе защитника, вызвать свидетелей для доказательства своего алиби, теперь это практически становилось невозможным. Новый порядок судопроизводства, напоминающий военно-полевые суды, отличался от них тем, что, во-первых, на суде могли присутствовать прокурор и защитник, а, во-вторых, судебному рассмотрению должно было предшествовать предварительное следствие, которое в результате новой редакции статьи 1388 Устава военно-судебного получало чрезвычайное, решающее значение для суда. Сущность предварительного следствия заключалась в допросе свидетелей. На основании статей 1385 и 1389 Устава военно-судебного, не измененных 27 июня 1907 г., вызов свидетелей по требованию обвиняемого был предоставлен на усмотрение суда. Если свидетели проживали вне места производства суда, а им требовалось для прибытия в суд времени более суток, то они освобождались от явки. Свидетели же обвинения могли не присутствовать на суде. «Не воспрещается прочтение в судебном заседании письменных показаний свидетелей, не вызванных согласно ст. 1385 сего устава, а равно и не явившихся по каким бы то ни было причинам» (ст. 1388 Устава военно-судебного).
«Письменное наказание, часто высказанное наскоро и наскоро записанное - это показание свидетелей без всякой проверки, без напоминаний, которые могли бы навести его на сознание сделанной ошибки, без перекрестного допроса, способного изобличить его ложь, оно может быть положено в основание самого -116- грозного приговора ...».⁷⁵ Фактически получалось, что неточности, ошибки или просто произвол жандармского дознания, где формулировались показания свидетелей, не могли быть выявлены на суде. Поэтому юристы того времени рассматривали роль защитника как «духовника». Основным защитником для подсудимого практически являлся сам суд, который в ходе рассмотрения дела мог не найти причины обвинения и не согласится с доводами свидетелей обвинения, но и в данном случае суд не смог стать спасителем для подсудимого, т.к. командующий армией представлял ходатайства судов о смягчении наказания или о помиловании главнокомандующему армиями (в суточный срок), который мог это ходатайство не утвердить.
Главная цель военных судов по закону 27 июня 1907 г. была сделать возмездие актом, непосредственно следующим за преступлением.
Если в 1906 г. из 4698 обвиняемых в порядке чрезвычайной подсудности к смертной казни было приговорено 254 человека (не включая приговоры военно-полевых судов), то в 1907 г. из 4335 обвиняемых - 486 человек.⁷⁶ В 1908 г. из 7016 обвиняемых по приговорам военных судов было казнено: лиц военного ведомства за воинские преступления - 21 человек, за общие преступления - 27 человек, лиц гражданского ведомства за воинские преступления - 13 человек, за общие преступления 1279 человек, т.е. всего 1340 человек. В 1909 г. по приговорам военных судов было казнено 530 человек - 25 воинских чинов и 505 гражданских лиц.⁷⁷ -117-
 

Примечания

1. ПСЗ 2. - Т. XXXIV. - № 37328.
2. Там же. - П. 4.
3. ПСЗ 2. - Т. XXXVI. -№ 33629.

4. Хайнак Н.П. Указ соч. - С. 71.
5. Там же. - С. 72.

6. Там же. -С. 73.

7. Столетие военного министерства. - СПб., 1914. - Т. 12. - Кн. I. - Ч. II. - С. 220.
8. ПСЗ 2. - Т. XXXVII. - № 38336.
9. Там же.-№38343.
10. РГВИА, ф. 801, оп. 60, д. 49. Отчеты по военно-судебному ведомству. 1852-1867 г., л. 309-310,308,419-420,429.

11. РГВИА, ф.801, оп.52, св. 108, д. 112, л. 2.
12. Хайнак Н.П. Указ.соч. -С. 86.

13. ПСЗ 2. - Т. LII. - № 57232.
14. Там же. - № 57234.
15. Шендзиковский И.А. О военном суде в военное время (полевом военном суде). - СПб., 1892.-С. 46.

16. Троицкий НА. Царские суды против революционной России. - Саратов, 1976. - С. 208.
17. ПЗС 2. - Т. LIII. - № 58778.
18. РГВИА, ф. 1827, оп. 3, д. 105, л. 4.

19. РГВИА, ф. 1827, оп. 3, д. 105, л. 9.
20 ПСЗ 2. - Т. LIV. - № 59476.

21. ПСЗ 2. - Т. LIV. - № 59491.
22. Хайнак Н.П. Указ. соч. - С. 109.
23. Военный суд. Его защитники и разрушители. - СПб., 1883. - С. 191.

24. Военный суд. Его защитники и разрушители. - СПб., 1883. - С. 96.
25. Там же. -С. 150.
26. Иллюстратов. Воинские суды в русской армии за 25 лет. 1861-1885 гг.: Обзор статей свед. -М, 1890.-С. 15.
27. Там же -С. 149.

28. ПЗС 3.-Т. I.-№383.

29. Тохмогло Н. По поводу смертных приговоров военных судов // Право. - 1905. - № 52. -Стб. 4177.
30. Тохчогло Н. Указ. соч. - Стб. 4178.
31. Бернтам В. Смертные казни // Право. - 1905. - № 38. - Стб. 3132.

32. Воинский устав о наказаниях / Сост. А. Анисимов. - СПб., 1908. - С. 428.
33. Воинский устав о наказаниях / Сост. А. Анисимов. - СПб., 1908. - С. 436.
34. Цветаев С.М. Сборник новых уголовных законов, опубликованных в Собрании узаконений и распоряжений правительства за 1907 - март 1910 г. - Вильна, 1910. - С. 41.
35. Воинский устав о наказаниях / Сост. А. Анисимов. - СПб., 1908. - С. 437.
36. Совет министров Российской империи: Документы и материалы. - Л.: Наука, 1990. -С. 114.
37. Шендзиковский И.А. О военном суде в военное время (полевом военном суде). - СПб., 1882.-С. 41.
38. Там же. -С. 120.
39. РГИА, ф. 1276, оп. 1, д. 94, л. 4.
40. РГИА, ф. 1276, оп. 2, д. 167, л. 2.
41. РГИА, ф. 1276, оп. 1, д. 92, л. 11.
42. РГИА, ф. 1276, оп. 2, д. 167, л. 7.
43. РГИА, ф. 1276, оп. 1, д. 92, л. 32.
44. Полянский И.И. Эпопея военно-полевых судов 1906-1907 гг. - М., 1934. - С. 28.
45. Хроника // Право. - 1906. - № 32. - Стб. 2595.
46. Сборник циркуляров и инструкций Министерства юстиции (с 1877 по 1914 гг.). Секретные. -П., 1914.-С. 82.

47. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.И. Новый энциклопедический словарь. - СПб.. 1915. - Т. 11. -Стб. 210.
48. Правительственное извещение // Право. - 1906. - № 36. - Стб. 2822.
49. Хроника // Право. - 1906. - № 46. - Стб. 3608.

50. Там же. - № 47. - Стб. 3698.

51. Заустинский П. Инструкция полковым судам и полковое судопроизводство со всеми дополнениями, изменениями, объявленными в приказах по военным ведомствам и циркулярам Главного военного штаба по 1 июля 1910 г. - СПб., 1910. - С. 6.
52. Там же. - С. 7.
53. Полянский Н.Н. Эпопея военно-полевых судов 1906-1907 гг. - М, 1934. - С. 54.
54. Там же.
55. Там же.
56. Инструкция полковым судам: Приказ по военному ведомству1896 г. № 319. - СПб., 1909. -С. 9.

57. Полянский И.И. Указ. соч. - С. 33
58. Там же. - С. 58.
59. Полянский Н.Н. Указ. соч. - С. 41.
60. Набоков В. Скорострельные суды и «разъяснения» Совета министров // Право. - 1906. -№41.-Стб. 3133.
61. Полянский И.И. Указ. соч. - С. 41.
62. Набоков В. Указ. соч. - Стб. 3134.

63. Полянский Н.Н. Указ. соч. - С. 42.

64. Полянский Н.Н. Указ. соч. - С. 58.
65. Там же. - С. 66.

66. К статистике смертных казней в России (затри месяца) // Право, - 1908. - № 16. - Стб. 929.
67. Полянский Н.Н. Указ. соч. - С. 75.

68. Полянский Н.Н, Указ. соч. - С. 72.
69. Мартынов И. Устав военно-судный. - СПб. - С. 295.

70. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Новый энциклопедический словарь. - Т. 11. - Стб. 210.
71. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Новый энциклопедический словарь. - Т. 11. - Стб. 230.
72. Ставрогин Н. Закон 27 июня 1907 г. // Право. - 1907. - № 28. - Стб. 1929.

73. Ставрогин Н. Указ. соч. - Стб. 1930.
74. Правительственное извещение // Русский инвалид. - 1907. - № 148.

75. Ставрогин И. Закон 27 июня 1907 г. // Право. - 1907. - № 28. - Стб. 1983.
76. Полянский Н.Н. Царские военные суды в борьбе с революцией 1905-1907 гг. - М, 1958. -С. 34.
77. Викторами СИ. Русский уголовный процесс. - М, 1997. - С. 227.

3.2. Применение армии в условиях действия чрезвычайных законов
 

Во второй половине XIX в. привлечение войск «в охранении и восстановлении внутреннего порядка, тишины, спокойствия и в усмирении неповиновения и буйстве» местная власть могла осуществлять согласно статье 134 Устава предупреждения и пресечения преступлений, где «губернское начальство могло требовать в случае нужды, содействия в помощи от местных батальонов и команд ... и от других квартирующих вблизи войск». И хотя, в статье 135 этого Устава оговаривалось, что содействие это необходимо «по чрезвычайности обстоятельств» сам критерий чрезвычайности определен не был. «Охранение же тишины и спокойствия» могло настолько широко трактоваться, что призыв войск мог происходить по любому усмотрению губернской власти, тем более, что «издержки, употребленные на отправления сих команд, обращаются на счет виновных» (ст. 135 Устава предупреждения и пресечения преступлений). Действия же войск по подавлению беспорядков и неповиновения крестьян были изложены в общем губернском учреждении, где призыв войск рассматривался «для предупреждения или прекращения народных беспорядков и волнений». Понятие «народные беспорядки и волнения» не было определено до Уложения 1903 г., где в главе V «О смуте», согласно закону 7 июня 1904 г., было дано « общее определение преступного сборища. По смыслу статьи 120 Уголовного уложения преступным сборищем являлась толпа, не исполнившая требования полицейской власти о том, чтобы она разошлась. При упорном непослушании которой могла применяться военная сила.¹
С учетом возрастания случаев привлечения военных команд для борьбы с революционным народничеством, в результате деятельности которых участились крестьянские «беспорядки», появилась потребность упорядочивать и регламентации привлечения войск местной властью. 3 октября 1877 г. были изданы «Правила о призыве войск для содействия гражданским властям», вошедшие -118- затем в приложение к статье 541 т. II, ч. I Общего управления губернского. Являясь по существу чрезвычайной мерой, они определили призыв войск и их действия.
Согласно этим правилам, войска могли быть призваны гражданскими властями: для охранения благочиния при церковных торжествах, соблюдения порядка на ярмарках, торгах, народных гуляньях и т.п.; при стихийных бедствиях в виде пожара, разлива рек; народных бедствиях; содействии судебным властям в исполнении судебных приговоров, содержании караулов, для принятия и сопровождения арестантов; для поимки и задержания преступников и т.п., но главным образом для предупреждения или прекращения беспорядков и волнений, ожидаемых многочисленных вооруженных сопротивлений (ст. 1). Право призыва войск принадлежало генерал-губернаторам, губернаторам, градоначальникам, исправникам и полицмейстерам, а также сенаторам, во время «обревизования» или губерний (ст. 4) в обращении к главному начальнику военного округа, а если он не находится в одном с ними городе - к губернскому воинскому начальнику, а там, где того и другого не имелось - прямо к ближайшему, по расположению, начальнику военной части (ст. 5). Также исправники и полицмейстеры имели права призыва войск при проявившихся беспорядках и волнениях угрожающих насилием, поджогом или убийством. В этих случаях они обращались с требованием о присылке войск к ближайшему начальнику военной части, но при этом они должны были немедленно донести губернатору или градоначальнику по принадлежности (ст. 8). С 1904 г. правом призыва войск стали наделяться судебные следователи и лица, производящие дознания о государственных преступлениях в порядке, определенном ст. 1035-1035 Устава уголовного судопроизводства.² Требование о содействии военной силы должно было быть письменным, но в крайних случаях допускались и словесные требования, или лично, или через посланное доверенное лицо (ст. 12).
При требовании войск административная власть должна была указать, для чего именно необходимо содействие военной команды и какой численностью, -119- предусматривается ли возможность возникновения других беспорядков для определения рода и количества посылаемого войска, а «также того, нужна ли артиллерия». Посылка же численности и рода войск, а также применение артиллерии зависело от усмотрения военного начальства (ст. 14). При направлении войск, согласно требованиям Главного штаба (циркуляр Главного штаба. № 112 1901 г.), командование войсками по положению статьи 134 «О срочных и внесрочных донесениях к войскам по инспекторской и строевой части» обязано было, при содействии гражданским властям «представлять донесения по команде, а также непосредственно в Главный штаб, причем о случаях употребления войсками при таких командировках оружия донесения должны быть представлены не по окончании командировки, а немедленно или, во всяком случае, не позже 3 дней после происшедшего».³ В донесениях указывалось и то, в чем состояла служба во время командировки. Командование войсками и определение времени, когда войска должны были применить оружие, принадлежало военному начальству по указанию гражданских властей (ст. 16).
Применение оружия осуществлялось после троекратного предупреждения сигналом трубы, горна или барабана, но при необходимости, «когда будет сделано нападение на войска или при угрозе жизни лиц, подвергнувшихся насилием», способ действия при применении оружия принадлежал военному начальству (ст. 18). Во время действия войск гражданское начальство сохраняло все предоставленные ему по закону права и возложенные на него обязанности, насколько они не касались распоряжений действующими военными частями и не препятствовали достижению определенной цели (ст. 21), другими словами, сами действия войск с применением оружия выходили практически из-под контроля гражданских властей, а потому осуществление чрезвычайных охранительных мер с привлечением войск для применения оружия переходило от гражданской власти к власти военной. Начальники отдельных частей, ротные, эскадронные -120- и сотенные командиры «с особенным вниманием проверяли знание службы с нижними чинами, командируемых в помощь гражданским властям и в виду особой ответственности этого дела, разъясняли нижним чинам их отношение к чинам полиции, внушали, что воинские командиры чинам полиции не подчиняются в этом случае, а лишь состоят в их распоряжении» и в смысле указания должны были руководствоваться тем, «что надо сделать, а не в смысле как надо сделать. Это решал старший по команде, хотя бы то был и нижний воинский чин».⁴ Последующее привлечение войск с увеличением их прав и полномочий для разгона неповинующихся стало осуществляться по Положению об охране 14 августа 1881 г.
С принятием «Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия» и при объявлении определенной местности в положении чрезвычайной охраны в местностях, неподчиненных генерал-губернаторам, назначались главноначальствующие, Главноначальствующему составу переходило командование войсками, привлеченными в помощь местной власти, но и «независимо от прав, указанных в ст. 14-22 сего положения» (прав губернаторов и градоначальников) представлялось в пределах подведомственной ему местности право подчинять «особо для сего назначенным лицам и относить к предметам ведомства сих последних не только гражданское управление, на основаниях, определенных специальной инструкцией, но и командование войсками, в том случае, если упомянутые лица принадлежали к военному званию» (п. 1 ст. 26 Положения об охране). А так, как главноначальствующий состав в основе своей состоял из чинов военного звания, то практически к ним переходило на период действия чрезвычайного положения управление и гражданской властью, и властью военной. И если действия войск были определены Правилами о призыве, то действия особых военно-полицейских команд, учрежденных главнбначальствующим составом, определялись «с кругом прав и обязанностей, указываемых при самом их учреждении» (п. 2 ст. 26 Положения об охране). Также военная власть получала широкие административные полномочия: -122- «в пределах карательной власти ... подвергать в административном порядке лиц заключению в тюрьму или крепости на три месяца, или аресту на тот же срок, или денежному штрафу до трех тысяч рублей, как за нарушения обязательных постановлений, так и за проступки, об изъятии коих из ведомства судов будет заранее объявлено». Положение об охране предоставляло право заменять гражданскую власть путем «устранения от должности на время объявленного положения чрезвычайной охраны чиновников всех ведомств, а также лиц, служащих по выборам в сословных, городских и земских учреждениях, за исключением лиц, занимающих должности первых трех классов» (п. 6 ст. 26 Положения об охране). Помимо власти гражданской военная власть, привлекаемая для сохранения общественных порядков, по указанию главноначальствующих лиц, являющаяся военными чинами в условиях чрезвычайного положения (согласно п. 3 ст. 26 Положения об охране), могла по своему усмотрению изымать из общей подсудности дела о преступлениях и проступках, касающихся нарушения общественного или государственного порядков и передавать их к производству военного суда. А так как военное судопроизводство целиком было подчинено военному ведомству, то тем самым военная судебная власть в данных условиях могла заменить гражданскую судебную власть. К тому же военная власть наделялась правом издавать обязательные для всех гражданских структур распоряжения. Практически получалась ситуация, когда военная власть сосредотачивала в себе по Положению об охране при введении чрезвычайной охраны всю полноту гражданской власти.
18 июня 1892 г. было высочайше утверждено мнение Государственного совета, по которому можно было объявлять местности в состоянии военного положения.⁵ Созданные правила вошли приложением к статье 23 Общего учреждения губернского. В статье 1 этих правил было сказано: «Губернии, области, уезды, округа или отдельные населенные места, входящие в район театра военных действий и имеющие особо важное значение для интересов государственных -122- или специально военных, могут быть объявляемы состоящими на военном положении».
Обычный, установленный законом порядок переставал действовать. Положение практически полностью изменяло постановление II т. Свода законов, определяющего порядок управления губернией. Изменялись положения управления земствами и городами, так как лица, занимающие выборные должности, находились вне порядка управления. Они могли быть отстранены от должности, а очередные собрания дум и земств закрыты. Изменялось положение и о гражданской службе, содержащееся в III т. Свода законов, так как все управление переходило военной администрации. Практически не оставалось ни одного тома свода законов, где положение или учреждение общего закона не могло быть изменено и, при этом, крайне неопределенным образом, в зависимости от изменчивого усмотрения и применения военной администрации в каждом конкретном случае своих прав, предоставленных правилами военного положения.⁶ С точки, зрения действий военного законодательства существовало «Положение о полевом управлении войск в военное время», утвержденное 26 февраля 1890 г. (Собрание законов, приложение к ст.937, 1890). В статье 22 этого положения говорилось, что оно будет дополнено правилами, которые будут относиться к местностям, находящимся на военном положении. Но эти правила не были приложены. В объявленном военным министром высочайшем повелении (Собрание узаконений 1890 г. ст.937) говорилось, что они «будут изданы вслед за сим по мере их изготовления». Что и имело место, по мнению некоторых юристов, относительно правил 18 июня 1892 г., когда они были изданы в виде высочайше утвержденного мнения Государственного совета по представлению военного министра. Таким образом, получалось, что кодифицированные в виде приложения к статье 23 Общего учреждения губернского, правила в сущности являлись первым приложением к статье 22 «Положения о полевом . управлении войск в военное время». Но в полевом управлении войсками в военное время или (теперь) при военном положении полномочия главнокомандующего -123- охватывали все гражданское управление, а объявление местности на военном положении предполагало предварительное или, по крайней мере, одновременное включение ее в район театра военных действий. Характерно то, что при обсуждении в Государственном Совете «Правил о местностях, объявленных на военном положении» не возникало предположения о возможности применения этих правил в целях борьбы с внутренними беспорядками (см. Отчет Государственного Совета за 1892 г.). Полномочия главнокомандующего, по мысли закона, подразумевали особые случаи, угрожающие захватом неприятелем местности. Об этом также говорит статья 1 этих правил. Но реально по Положению 12 июня 1892 г. главнокомандующий получал права по отношению к мирному населению мирной местности. А широкие полномочия временных генерал-губернаторов говорили о неограниченной по существу их власти. При
». этом их положение вызывало противоречивое к ним отношение юристов, так как переданные им полномочия командующих войсками на основании статьи 19 Правил о военном положении имело юридическое противоречие, потому что военные генерал-губернаторы могли быть назначены главнокомандующими только на территории занятой армией у неприятеля (Положение управления войсками в военное время ст. 34 п. 4, ст. 93 п. 2). В местностях, объявленных на военном положении, командующими армией могли быть назначены военные губернаторы (п. 3 ст. 124)⁷. Решением этого противоречия являлось назначение генерал-губернаторов только по высочайшему, каждый раз особо объявленному указу. Но это не всегда выполнялось.
Для местностей, приводимых в военное положение, но не связанных с военными действиями иностранных армий, вводились особые правила. Основное содержание которых сводилось к подчинению административной власти военному начальству, т.е. командующему армией или главнокомандующему. Военному начальству да вались чрезвычайные полномочия. Они имели право: издавать обязательные постановления по предметам, относящимся к предупреждению нарушения общественного порядка или государственной безопасности, и -124- карать в административном порядке (заключение в тюрьме или крепости на 3 месяца или денежный штраф до трех тысяч рублей); передавать военному суду для суждения по законам военного времени всякое уголовное дело, предусмотренное общим уголовным законом, без предварительного о том объявления; закрывать двери судебных заседаний по всем делам, так как «публичное рассмотрение коих может послужить поводом к возбуждению умов и нарушению порядка»; воспрещать всякие народные, общественные и частные собрания (включая заседания земств и городского управления); закрывать всякие торговые и промышленные заведения; воспрещать некоторым лицам жительство в местности, объявленной на военном положении и т.п.
Кроме этого, они могли выходить за рамки Правил военного положения: «Если в местности, объявленной на военном положении, будет признано необходимым для охранения государственного порядка ... принять такую чрезвычайную меру, которая не предусмотрена в сем Приложении, главнокомандующий непосредственно или по предоставлении командующего армией делает распоряжения о принятии сей меры собственной властью, донося о том Государю Императору» (ст. 12 Правил военного положения).
По существу «Правила о местностях, объявленных состоящими на военном положении» устанавливали возможность военной диктатуры. Главнокомандующий мог издавать любое распоряжение, любой приказ, отменяющий действие любого закона. Генерал-губернатор или облеченные их властью лица военного ведомства имели право: «Устранять от должности на время объявленного военного положения чиновников всех ведомств, не занимающих должностей первых трех классов, а также лиц, служащих по выборам в сословных, городских и земских учреждениях» (п. 19, ст. 19 Правил о военном положении). А также «подчинять по гражданскому управлению некоторые из местностей вверенного ему края, объявленных на военном положении, особо для сего назначенным лицам, на основаниях, тогда же определяемых специальною инструкцею» (ст.21 Правил о военном положении). -125-

Обычно установленный общим законом порядок переставал действовать. Приостанавливались законы, обеспечивающие свободу личности, хозяйственной и общественной деятельности, право собственности,⁸ что, в конечном счете, позволяло рассматривать мирное население страны в роли врага.
Сложившаяся к концу 1905 г. революционная ситуация провоцировала усиление деятельности властей против недовольных существующим государственным строем и общественными порядками, но это не давало должного эффекта. В стране назрела необходимость введения чрезвычайных мер, которые выразились привлечением военной силы для борьбы с неповинующимися по законам военного времени, изданием ряда чрезвычайных карательно-репрессивных законодательных актов, усилением действия Положения об охране 1881 г. с расширением приостановления деятельности существовавших общегосударственных законов в местностях, объявленных в чрезвычайном или военном положении. Применение методов чрезвычайных мер по существу носило характер гражданской войны, о чем свидетельствуют действия правительства.
В декабре 1905 г. С.Ю. Витте в докладе к царю выразил мнение правительства: «Что касается мер военно-полицейских, то, по моему мнению, в этом отношении необходимо принять самые решительные меры. Хотя полиция усиливается, но все-таки она будет крайне слаба для борьбы с аграрным движением. Для этого нужно войско, а если войска нет, то необходимо немедленно его создать»⁹. Параллельно Совет министров способствовал владельцам имений созданию собственной охраны, и с этой целью министр внутренних дел дал распоряжение, «чтобы захватываемое у революционеров оружие не было передаваемо военному ведомству, а поступало в распоряжение губернаторов для передачи такого в случае надобности лица, учреждающим команды стражи»¹⁰. -126-
Но и эти меры были явно недостаточны, и правительство переносит акцент своей деятельности с полицейских мер на военно-карательные.
13 декабря 1905 г. Совет министров рассмотрел меры по решительному привлечению войск на подавление мятежей. Отмечалось, что главнейшим условием подавления мятежа и ограждения при этом войск от излишних потерь является соответствующий образ действий самих войск. «В настоящее время при пользовании оружием в случае беспорядков войска руководствуются указанными в гражданских законах (т. II Общего учреждения губернского прил. к ст.316) правилами, которые уже признаны неудовлетворительными ... В случаях обращения гражданских властей к содействию вооруженной силы признавались нежелательными действия, когда войска, выступая против толпы, к оружию вовсе не прибегали или применяли его осторожно, главным образом с целью устрашения. Теперь подобные приемы должны быть оставлены ... ввиду изменившейся тактики революционеров».¹¹ Совет министров обязывал военного министра в категорической форме дать указания «о применении войсками полной силы и решительных действий оружием против всех оказывающим им вооруженное сопротивление и противящихся распоряжениям начальников воинских частей»¹². Этому был посвящен циркуляр военного министра А.Ф. Редигера от 15 декабря, который был разослан командующим войскам Петербургского, Виленского, Варшавского, Киевского, Одесского, Московского, Казанского, Кавказского, Туркестанского, Сибирского военных округов и генерал-губернатору Прибалтийского края. 11 января 1906 г. председатель Совета министров С.Ю. Витте в докладе к царю просил разрешить и дальше развивать действия правительства, связанные с привлечением войск на подавление беспорядков, где характеризовал применение с наибольшей для дела пользой военной силы. В докладе «определились» направления в деятельности правительства: «Усиление значения войск при водворении порядка может быть достигнуто тремя путями: увеличением численности их, правильной, в соответствии с требованиями -127- поддержания порядка внутри империи, дислокацией и установлением наиболее целесообразного способа их действия»¹³ (имеется в виду применение оружия). С.Ю. Витте также обращал внимание Николая II «о необходимости сосредоточить внимание Военного ведомства на быстрейшем передвижении в Европейскую Россию войск из действующей армии, особенно же кавалерию»¹⁴. Относительно дислокации войск следовало высочайшее повеление об образовании Особого совещания для обсуждения этого вопроса. Применение оружия войсками оговаривалось «необходимостью оградить войска от излишних потерь при столкновениях с буйствующей толпою».¹⁵
10 января 1906 г. Совет министров рассмотрел сообщение Генерального штаба, на основе докладной записки командующего 11 кавалерийской дивизии генерал-майора Крыжановского, где были указаны недостатки по привлечению армии к подавлению и предупреждению беспорядков, а также ряд мер по их устранению. Генерал видел роль армии исключительно в резервном отношении к полицейским командам, а действие войск лишь там, где обычные полицейские меры оказались безуспешными. Войска не должны были нести обязанностей по наблюдению за порядком или по предупреждению беспорядков, что всецело находилось в ведении полиции. Войска должны были быть посланы «с единственной целью - карать мятежников, т.е. расстреливать их без всяких переговоров, снисхождений или промедлений - пришел, наказал и ушел. Приходя к заключению, что гуманные меры или меры нравственного воздействия хороши только в мирное время, для анархии же необходимы те, которые принимаются на войне с врагом отечества».¹⁶ Правительство, соглашаясь с предложениями Крыжановского, выработало ряд мер, по которым войскам больше не отводилась роль пассивного предупреждения. Предупреждение возникновения беспорядков и прекращение их мерами, доступными силами гражданской власти, были всецело возложены на полицейские команды, которые, по заявлению -128- министра внутренних дел, достигали 60 тыс. человек.¹⁷ Воинские части концентрировались и стали привлекаться к подавлению мятежа в крайних случаях, когда полиция была бессильна. Они должны были «с необходимостью нанести серьезный отрезвляющий удар обезумевшему населению той или другой местности ... Прибытие на место военной силы должно быть серьезной угрозой и служить действительными средствами устрашения населения».¹⁸
28 января 1906 г. состоялось Особое совещание Совета министров, созванное по высочайшему повелению для рассмотрения вопросов об изменении дислокации войск соответственно внутренним потребностям империи и о мерах большей согласованности действий военных и гражданских властей при призыве к действию вооруженных сил¹⁹. На совещании присутствовали: председатель Совета министров СЮ. Витте, председатель Совета государственной обороны великий кн. Н.Н. Романов, военный министр А.Ф. Редигер, министр вооруженных дел П.Н. Дурново, начальник Генерального штаба Ф.Ф. Палицын, начальник Главного штаба А.А. Поливанов, а также начальник штаба отдельного корпуса жандармов полковник С.С. Саввич и начальник 2-го отделения Главного штаба Мойсеенко-Великий. Совещание было созвано для решения вопросов, связанных с крестьянскими беспорядками, их предупреждением, подавлением и «восстановлением престижа в глазах Европы со всеми благоприятными от сего последствиями». Поэтому «распределение вооруженных сил (было объявлено) делом первостепенной государственной важности, как предназначенное для парализования крестьянских беспорядков». Министерство внутренних дел разработало проект «примерной дислокации войск в виде постоянных гарнизонов». При составлении проекта была «принята за основание степень вероятности возникновения крестьянских беспорядков, и сообразно этому 49 губерний Европейской России подразделены на четыре очереди».²⁰ -129-
К первой очереди были соотнесены 18 губерний: Воронежская, Екатеринославская, Киевская, Курганская, Могилевская, Нижегородская, Орловская, Пензенская, Пермская, Полтавская, Самарская, Саратовская, Симбирская, Тамбовская, Тульская, Харьковская, Херсонская, Черниговская.
Ко второй очереди - 14 губерний: Виленская, Витебская, Владимирская, Вятская, Казанская, Ковенская, Курляндская, Лифляндская, Минская, Московская, Подольская, Санкт-Петербургская, Таврическая, Эстляндская.
К третьей - 13 губерний: Бессарабская, Волынская, Гродненская, Калужская, Костромская, Новгородская, Оренбургская, Псковская, Рязанская, Смоленская, Тверская, Уфимская, Ярославская.
К четвертой - 4 губернии: Астраханская, Олонецкая, Вологодская, Архангельская.²¹
Такое распределение позволяло разместить гарнизоны по территории губерний каждой очереди почти равномерно для того, чтобы «обеспечить за губернаторами возможность постоянного наличия под руками достаточной военной силы в дополнение к полицейской страже», и в то же время выяснить «размер желаемых временных перемещений войск».
Для наиболее оперативного и маневренного использования войск, по предложению МВД, председатель Совета министров предложил Военному министерству расположить в губерниях компактные гарнизоны без дробления войсковых организмов, с тем «чтобы в случаях необходимости от этих гарнизонов выделялись на самое необходимое время отдельные колонны». Разброска войск постоянными мелкими гарнизонами представлялась недопустимой. На совещании речь шла об усилении войск во внутренних губерниях, об увеличении количества гарнизонов и их укреплении. Генеральному штабу было поручено «для выполнения предстоящего плана действий воспользоваться содействием войск с Дальнего Востока». К 1 марта 1906 г. необходимо было перевезти 80 батальонов, а к 1 августа 1906 г. - 300 батальонов.²² Войска, высвободившиеся -130- с русско-японского фронта, по новому плану действий перебрасывали на новый, внутренний фронт - против крестьянства. Для выполнения намеченной задачи были положены выводы Министерства внутренних дел о степени грозящей в различных местностях опасности. Гражданская власть, имея в своем распоряжении 57 тыс. пеших и 15 тыс. конных стражников, выполнить задачу по охране порядка не могла. В ходе совещания было выяснено, что осуществление всех мероприятий по предупреждению и прекращению беспорядков, необходимо поручить военному ведомству, а МВД должно было дополнять и согласовывать с ним свои действия. Однако чрезвычайные меры должны были быть оформлены законодательно, а потому Государственный совет в соединенных департаментах законов, гражданских и духовных дел, и государственной экономии, и в общем собрании рассмотрев представление военного министра, выработал дополнения и изменения к действиям войск при подавлении беспорядков, которые вошли в новые «Правила о призыве войск для содействия гражданским властям». Высочайше утвержденные 7 февраля 1906 г. эти правила, включая в себя чрезвычайные меры, приобрели форму закона.²³
Чрезвычайные меры, вошедшие в Правила о призыве войск, не только усиливали карательность мер при призыве войск, но и расширяли полномочия военной власти. Если по правилам 1877 г. требование о призыве войск должно было быть предъявлено письменно, а в «особых случаях словесно самим вызывающим воинскую часть, или через посланное доверенное лицо», то в новых правилах дополнялось в п. 2 ст. 14 «всяким иным способом, лишь бы начальник гарнизона или воинской части имел надлежащее убеждение в том, что требование о вызове воинской части сделано лицом, имеющим на то право, и точно . знал место, куда должен отправить войска» при письменном подтверждении не позже следующего дня. Впервые в правилах было определено количество войск, посылаемых при требовании гражданских властей, но для этого «призывающие» власти должны были сообщить, для чего именно необходимо содействие воинской части, примерную величину ее и прочие сведения, разъясняющие -131- положения дела. Окончательное определение рода и количества посылаемых войск зависело от усмотрения военного и морского начальства. Недоразумения между гражданскими и военными или морскими властями по вывозу войск разрешались командующими войсками в округах (ст. 17 Правил о призыве войск). При этом для прекращения массовых беспорядков войска комплектовались «в составе не менее одной роты, эскадрона или сотни, а артиллерия в составе не менее двух орудий». При отсутствии пехоты и кавалерии дозволялось снаряжать «команды артиллеристов без орудий в составе не менее 50 человек, и, по возможности, верхом» (ст. 21 Правил о призыве войск). Посылаемые войска не рассматривались от состояния введенного или не введенного Положения об охране, т.е. была ли определенная местность, куда посылались войска, в состоянии исключительного, чрезвычайного или военного положения, однако, полномочия, которые получало военное или морское начальство практически приравнивались к полномочиям при чрезвычайном или военном положении. «При выполнении мероприятий по прекращению беспорядков военное или морское начальство распоряжается самостоятельно до тех пор, пока не признает свою задачу выполненною. Все находящиеся на месте действия войск гражданские власти обязаны оказывать содействие военному или морскому начальству» (ст. 27 Правил о призыве войск), получалось то, что выполнение или невыполнение задачи по прекращению беспорядков определялось самим военным или морским начальством. В дополнение к этому «начальник вызванной команды, получив полномочия от гражданской власти (по наведению порядка), действует по своему усмотрению всеми теми способами, которые признает соответственными положению дела, прибегая и к увещеваниям, если таковые будут признаны им возможными» (ст. 28 Правил о призыве войск), другими словами, сам начальник военной команды решал ставить или не ставить в известность гражданские власти о тех или иных действиях подчиненных ему войск. Проще обстояло дело там, где представители гражданских властей отсутствовали, здесь военный или морской начальник обязан был распорядиться по своему усмотрению до прибытия гражданской власти (ст. 29 Правил о призыве -132- войск), а так как гражданская власть, как правило, прибывала, когда беспорядки были ликвидированы, то действия военного или морского начальства были бесконтрольны, хотя бы и формально. Новым в ужесточении чрезвычайных мер было применение оружия.
Оно могло быть употреблено:
I. По передаче полномочий со стороны гражданских властей и после троекратного предупреждения сигналом на трубе или барабане:
- для разъяснения неповинующейся толпе;
- против толпы, препятствующей движению войск.
П. Не ожидая передачи полномочий со стороны гражданских властей, но с установленным троекратным предупреждением:
- против толпы, оскорбляющей войска словами.
III. Не ожидая передачи полномочий со стороны гражданских властей и без всякого предупреждения:
- против толпы или арестантов, нападающих на войска или совершающих какие-либо враждебные против них действия;
- против производящих в присутствии войск насилия над личностью, насильственное разрушение имущества (разгром), поджигательство или убийство;
- против препятствующих или оказывающих сопротивление к задержанию лиц, подлежащих арестованию (ст. 29 Правил о призыве войск).
Столь суровые карательные меры были дополнены примечанием, запрещающим применять холостые патроны и стрелять вверх. «Для предупреждения неповинующейся толпы ни стрельба вверх, ни стрельба холостыми патронами не должна быть допускаема».²⁴ В разъяснении Государственного совета говорилось, что «издание закона, запрещающего войскам употреблять холостые патроны, и неуклонное исполнение этого закона скоро приучит население видеть в войсках грозную силу, а не только средство устрашения». И если применение столь суровых карательных мер можно еще понять при проявлении нападения на войска, при защите личности от насилия, разрушения имущества, разгрома, -133- убийства, против оказывающих сопротивление, то вряд ли можно принять разъяснения Государственного совета, где главным карательным выводом является: «Мало того, сама стрельба холостыми патронами, как мера предупреждения, не может быть признана целесообразною». Можно ли принять какие-либо объяснения, что для «разъяснения неповинующейся толпы» необходимо стрелять боевыми патронами по людям, где находились дети, женщины, старики, которые могли иметь справедливые экономические или социальные требования. Нельзя ничем объяснить право расстрела людей, если кто-то оскорбил кого-либо из военных словом. И в данной ситуации главным являлось то, что принять смерть могли те, кто и не думал «оскорблять военных словом», и то что смерть могла наступить за случайно оброненное слово, возможно только «показавшееся оскорбительным военному начальнику».
Если проследить динамику роста привлечения военной силы «для содействия гражданским властям», то можно только представить сколь ужасающим было их воздействие на население. Так, например, в 1895-1900 гг. число солдат, вызванных при подавлении только стачечного движения колебалось от 10 до 12 тыс. человек ежегодно. В 1901 г. для этой же цели было вызвано свыше 55 тыс. солдат, в 1902 г. - 107 тыс., 1903 г. - 160 тыс., а в 1905 г. - 3 млн. 400 тыс.²⁵ Учитывая, что на 1 января 1905 г. в армии было 1032 тыс. солдат²⁶ (при подсчетах учитывалось общее число привлекаемой военной силы), то практически получается, что вся армия неоднократно направлялась на борьбу с «неповинующимися» (со своим мирным населением).
1 марта 1906 г. вновь было собрано совещание в том же составе. Генеральный штаб подсчитал, что для удовлетворения потребностей МВД по 49 губерниям недоставало 112 батальонов и 2 эскадрон-сотен, а количество артиллерии было достаточным. Поэтому решено было обеспечить войсками прежде всего 18 губерний 1-ой очереди. При недостатке пехоты решено было перебрасывать пехотные части из других губерний, «менее опасных». Также было подсчитано, -134- что в Одесском и Казанском округе недостаточно военных и полицейских сил, поэтому решили направить в Одесский округ - одну бригаду пехоты, а в Казанский - полторы дивизии пехоты и восемь батарей артиллерии²⁷.
Для оперативности действий совещание выработало специальную инструкцию, где все находящиеся на территории каждого военного округа войска оставались в ведении командующего войсками округа, который разрешал возникающие между военными и гражданскими властями разногласия²⁸. По существу по всей стране вводилось чрезвычайное положение, при котором местная власть практически зависела от военных.
Территория каждого военного округа разделялась командующими войсками на районы, образуемые в общем из целых губерний. В случае необходимости два или несколько районов образовывали отдел. В каждом отделе или районе назначался общий начальник всех войск отдела и района. При заявлении губернатора о необходимости временного усиления войсками данного района, исполнение происходило за счет других районов властью начальника отдела или командующего войсками округа по принадлежности.
При расквартировании войск по районам избегали дробления их на части меньше полка, отдельного батальона и батареи. При совместных действиях войск, полиции и частной стражи командование находилось у военного начальника.
Так как обеспечить достаточным количеством войск все местности в стране было невозможно, председатель Совета государственной обороны великий князь Н.Н. Романов предложил издать постановление, которое 13 марта 1906 г. было одобрено Николаем II, где говорилось о необходимости оповещения населения о «стройной, могущественной организации, устанавливаемой для борьбы с беспорядками». Во всеобще обнародованном распоряжении говорилось об использовании войск, которые в случае необходимости будут действовать самым энергичным образом».²⁹
В обоих совещаниях участвовало руководство высшего управления армией, которое со всей серьезностью готовилось к военным действиям, тщательно изучало возможности сосредоточения войск, определяя очередность решения стратегических задач, и распределяло соответственно этому вооруженные силы, учитывая их потребности на всей территории страны. Генерал-губернаторам предоставлялось право вызывать для содействия гражданским властям, войска во всех случаях, когда они признают это необходимым, и определять по своему усмотрению как род оружия, так и количество потребованных войсковых частей, которые с момента вызова будут действовать по его указанию. Точных данных о деятельности войск в подавлении беспорядков нет, но масштабы опубликованных по неточным сведениям данных впечатляют. Так, например, карательный отряд полковника Римана, действовавший на линии Московско-Казанской железной дороги, уничтожил в декабре 1905 г. до 800 человек. В Прибалтике за 6 месяцев 1906 г. было расстреляно и повешено 1170 чел. Общее число жертв карательных экспедиций 1905 - 1906гг. одними убитыми и казненными без всякого суда исчисляется приблизительно в 6000 человек. Однако расстрел демонстрации или бунта, относящийся к «предупредительной» мере, не находил в себе должного эффекта. Применение чрезвычайных мер приводило к произволу местной власти. Так, например, изданный 29 ноября 1905 г. указ о введении исключительного, чрезвычайного или военного положения местными властями в случаях прекращения железнодорожных, почтовых и телеграфных сообщений не приводил к разрешению проблемы социально-политической обстановки, а наоборот усугублял ее. Во-первых, введение самого положения усиленной, чрезвычайной охраны не всегда являлось законным и необходимым. Это было подтверждено 12 февраля 1906 г. С.Ю. Витте, который вынужден был сделать «Всеподданнейший доклад о случаях неправомерного -136- введения исключительного положения в губерниях Центральной России местными властями», где отмечал: «За последние три с половиной месяца было 70 случаев объявления отдельных местностей на исключительном положении. Хотя в. 47 случаях ... применение законоположения не всегда отвечало точному его смыслу»³⁰. Во-вторых, введение военного положения выводило целые местности из общего порядка государственного управления и исключала их из ведения правительства. В руки начальников местных военных частей или генерал-губернаторам передавалась гражданская власть на местах, которая практически была бесконтрольна. К тому же генерал-губернаторы при объявлении военного положения в местностях, входящих в район военных действий, как постоянные так и особо назначенные подчинялись командующему армией, который пользовался правом отменять их распоряжения, а значит центральная власть еще могла контролировать действия местной власти. По закону 29 ноября 1905 г. на территории, где вводилось военное положение, и назначались временные генерал-губернаторы центральная власть теряла свое значение, так как ни военный министр, ни министр внутренних дел не имели к ним какого-либо определенного отношения. Такое положение беспокоило С.Ю. Витте, который в докладе 18 февраля 1906 г. высказал свою озабоченность: «Совет министров не может не признать желательным устранить подобные ненормальные обстоятельства. ...Не подлежит сомнению, что во многих местностях успокоение не наступило еще достаточно для того, чтобы восстановить действие общих законов. Но в таких случаях, если бы признавалось недостаточным применение положения об усиленной охране, то военное положение могло бы быть заменено положением чрезвычайной охраны. По существу дела особые полномочия, присваиваемые властями положениями военным и чрезвычайной охраны, почти тождественны; но весьма важное различие состоит в том, что во втором случае полномочиями этими снабжаются местный генерал-губернатор или, при отсутствии такового, особое лицо, не выходящие из общей системы управления и под заменой военного положения хотя бы положением чрезвычайной охраны -137- избегнуто будет такое ненормальное явление, при котором не по соизволению даже высочайшей власти, а по усмотрению местных властей образовывались, притом на неопределенное время, местности, изъятые совершенно от подчинения общей установленной законами системы высшего управления. При этом само подчинение той или другой местности военному положению являлось совершенно случайным, так как зависело от усмотрения лишь местного начальства и не соображалось с условиями соседних губерний».³¹ В-третьих, «Условия соседних губерний» имели не только социально-политический характер, но и экономический, так как затрагивался вопрос о наличии расположенных там войск. Если местность объявлялась на военном положении, то наличие войск в этой местности было необходимым. При чрезвычайном положении требуемая сила подавления «мятежников» или неповинующихся, решалась не только привлечением войск, но и через наличие местной стражи, полиции, жандармерии. В условиях же, когда в объявленной на военном положении местности войска не находились, требовалась переброска войск из других местностей, но тут вставал вопрос о необходимости наличия войск в самих соседних местностях по социально-политической обстановке и о самом наличии войск в соседних местностях. Царизм не мог держать армию во всех местностях, а переброска войск из одной местности в другую требовала немалых затрат, в условиях экономического кризиса дополнительные затраты были нежелательны. Но самое главное, независимо от того могла ли еще контролировать центральная власть местности, где вводилось чрезвычайное положение, применение военной силы приводило к произволу военных. Не случайно в феврале 1906 г. С.Ю. Витте вынужден был сделать «Всеподданнейший доклад о привлечении к судебному преследованию военных лиц, виновных в казнях без ведома судебных властей», где доложил царю: «Совет министров нашел необходимым сообщить военному министру для преподания надлежащим командующим войсками указаний, что участники мятежа, не подвергшиеся истреблению со стороны войск на самом месте оказанного ими вооруженного сопротивления или совершенных ими злодейств -138- и переданных ими в распоряжение подлежащих властей, не могут быть изъяты из ведения последних и должны быть судимы по закону»³².
Ответственность за действия войск ложилась на гражданскую власть, а потому в примечании к статье 16 Правил о призыве войск было сказано: «...гражданская власть при отсутствии главного гражданского начальства (губернатора, градоначальника и т.п.) должна была быть представлена из лиц, командированных министром внутренних дел, губернаторами и градоначальниками». Также гражданской власти вменялась обязанность принимать «все зависящие меры к тому, чтобы во время действия войск оружием не пострадали лица, неприкосновенные к беспорядкам или волнениям» (ст. 20 Правил о призыве войск). С точки зрения права, каждый случай применения оружия против гражданского населения должен был подлежать расследованию, и к тому же всякое упущение властей должно было бы строго преследоваться правительственной властью. Однако действия военной силы, которые были бы признаны незаконными, не были отмечены. И хотя законодательно граждане были формально защищены от неправомерных действий военной или гражданской силы при наведении порядка согласно статье 1085 Устава уголовного судопроизводства и статье 1216 Устава гражданского судопроизводства (в нанесении вреда и убытков), по которым они могли преследовать виновных в нарушении применения Правил о призыве войск. На практике осуществить это было практически невозможно, так как пострадавший от произвола, совершенного должностными лицами, мог обратиться с жалобой к начальству этих должностных лиц. Получалась ситуация, когда жалоба на исполнителей приходила к тем, кто отдавал приказание. Если же это положение исключалось, то все равно интересы «достоинства ведомства» превалировали над законной ответственностью виновных. Жалоба на высших представителей местной администрации (губернаторов, градоначальников) должна была рассматриваться 1 департаментом сената, то есть учреждением сравнительно независимым и вневедомственным, но законом 26 мая 1897 г. было предписано определение сенату, что рассмотрение дел в отношении -139- губернаторов и градоначальников могло происходить лишь по испрошении высочайшего разрешения через комитет министров, через орган, состоящий из высших представителей той же администрации, и что все действия : в отношении местной власти были практически невозможны.³³ Некоторой возможностью привлечения к уголовной ответственности лиц, виновных в неправильных действиях при подавлении беспорядков и волнений была статья 341 Уложения о наказаниях, наказывающая за превышение и бездействие власти, и статья 346 Уложения о наказаниях, предусматривающая причинение должностным лицам с намерением и без явной необходимости ран и увечья.³⁴ Но действие этих статей можно было осуществить при явном произволе в крупных городах, в присутствии «влиятельных очевидцев» и «газетной шумихой».
В отношении военных лиц действовала статья 144 Воинского устава о наказаниях, согласно которой «к особенным видам превышения употребления оружия без крайней в том необходимости, а равно употребление оружия без приказа начальства, которому поручено усмирение» и статья 150 Воинского устава о наказаниях, по которой за причинение военным начальником, при исполнении обязанностей службы, кому-либо с намерением и без явной необходимости ран, тяжких побоев или увечья назначалась ответственность. Но статьи эти входили в противоречие с «намерением призыва военной силы в условиях крайней необходимости», где «способ действия при применении оружия принадлежал военному начальству» (ст. 19 Правил о призыве), а потому действия и этих статей тоже практически были невыполнимы.
Участие войск в карательном усмирении неповинующихся местным властям вызывало протест среди военнослужащих. Помимо открытой формы протеста, то есть переход на сторону «участников беспорядков» или отказ от стрельбы по ним, в армии проявилась такая форма протеста как дезертирство или уклонение от службы. 18 августа 1906 г. по докладу объединенного собрания -140- главного военного и военно-морского судов было утверждено высочайшее повеление за упорный отказ от несения обязанностей строевой или нестроевой службы, с целью совершенного уклонения от исполнения воинской повинности, привлекать к уголовной ответственности по введенной этим указом новой статье 1251 Устава о наказаниях.³⁵ Новый закон являлся дополнением к уже действовавшему высочайшему повелению от 5 августа 1896 г., по которому за уклонение от службы виновный подвергался высылке в административном порядке в Якутскую область под надзор полиции на полный срок службы «под знаменами и в запасе», то есть на 18 лет с воспрещением в течение этого срока отлучки³⁶. Закон 18 августа 1906 г., вошедший в дополнение раздела II главы III воинского устава о наказаниях (Свод военных постановлений 1869 г. XXII изд. 3), в статье 1251 предусматривал наказание: «лишение всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на срок от 4 до 6 лет или лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы на срок от 4 до 6 лет».³⁷ Строгость наказания сочеталась с принудительным призывом в армию. 18 сентября 1906 г. управление по делам воинской повинности МВД отправило на места циркулярные письма, в которых губернским властям предписывалось в принудительном порядке доставлять на призывные пункты лиц, уклоняющихся от военной службы, под угрозой применения закона 18 августа 1906 г., и передавать военному суду тех, кто подстрекает к неявке на военную службу³⁸. В результате принятия жестких мер уголовного наказания и принудительного воздействия к «уклоняющимся от службы» вопрос с привлечением новобранцев на службу был частично разрешен. У военного командования и местных властей, призывавших войска, стала возникать проблема отказа солдат и офицеров стрелять в безоружных людей. И хотя отказ стрелять при подавлении беспорядков рассматривался как умышленное -141- неисполнение приказания или как неповиновение и наказывался по статье 105 Воинского устава о наказаниях, где предусматривалось наказание: офицерам - исключение из службы с лишением чинов или заключением в крепость на срок от 1 года 4 месяцев до 4 лет, а нижним чинам - отдача в дисциплинарные батальоны на время от 2 до 3 лет,³⁹ - проблема эта была очень важной не только для военного командования, но и для центральной власти, так как это стало рассматриваться как результат действий революционеров. 2 ноября 1906 г. Главный военный штаб разослал начальникам штабов военных округов шифрограмму с требованиями «обратить особое внимание ... на новобранцев с Кавказа и из промышленных центров, так как среди призывников могут быть революционно настроенные, то есть обработанные социал-демократами пропагандисты»⁴⁰. 6 ноября 1906 г. министр внутренних дел направил письмо военному министру с предложениями обыскивать новобранцев и осуществлять надзор за неблагонадежными⁴¹. После чего воинским начальникам Главным штабом было дано указание передавать полученные сведения от МВД о «неблагонадежных» командирам воинских частей «для установления за ними ... негласного, но бдительного наблюдения»⁴². Предупредительные меры объединяли военно-полицейские усилия. Осуществлялся обмен информацией между военными, полицейско-жандармскими и гражданскими властями по поводу «неблагонадежных» военнослужащих. Предпринимались меры по надзору за офицерским составом. В особенности за теми, кто вызывал подозрение «необщительностью», «склонностью к тайным беседам с нижними чинами», «отказом от участия в военных судах, карательных экспедициях, исполнении судебных приговоров, применении оружия против населения» и т.д. За ними устанавливалось «негласное наблюдение»⁴³. Все эти действия говорят об одном - применение чрезвычайного законодательства через привлечение армии против мирного населения -142- не было эффективным и вызывало протест у самой армии. Привлечение войск для содействия гражданским властям происходило не только в годы революционной ситуации, но и в условиях ее спада, что не могло не сказаться как на морально-психологическом состоянии войск, так и на их профессиональной подготовке. В результате 1 марта 1908 г. на заседании Совета министров военный министр А.Ф. Редигер вынужден был признать эти проблемы, заявив председателю Совета министров и министру внутренних дел П.А. Столыпину, что «армия не учится, а служит вам»⁴⁴.
Рассмотрев проблему использования военного судопроизводства и применения военной силы в отношении гражданских лиц в условиях действия чрезвычайных законов можно сделать вывод о том, что их действия являлись чисто карательными мерами для предотвращения и пресечения террористических актов и массовых беспорядков, которые при своей реализации не давали ожидаемого от них эффекта. Военное судопроизводство в отношении гражданских лиц назначалось по факту совершенного преступления, а значит - оно не могло выполнить роль предупреждения или пресечения преступления. Не могло выполнить эту роль и применение военной силы «для содействия гражданским властям», так как проявление массовых беспорядков было порождено социально-экономическими причинами и без их разрешения армия, выступая как карательная сила лишь временно могла пресечь протест народных масс. Сам же протест, не получив разрешения, накапливался и, проявляясь вновь, имел еще большую силу, направленную против общественных порядков и государственных устоев.-143- 

Примечание

1. Зайдеиман Л. Призыв военной силы для содействия гражданской власти // Право. - 1905. -№4.-Стб. 223.

2. Систематический сборник циркуляров Департамента полиции. - СПб., 1908. - С. 277.

3. Полный и подробный алфавитный указатель приказов по Военному ведомству, циркуляров, предписаний и отзывов Главного ведомства, Главного управления и приказов, приказаний и циркуляром по всем воен. округам. С 1859-1911 гг.: В 2 кн. - СПб., 1911. - Кн. 1. - С. 895.

4. Полный и подробный алфавитный указатель приказов... - С. 896.

5. Свод законов Российской империи. - Т. II: Свод губернских учреждений: Приложение к статье 23. - СПб., 1592. - С. 254.

6. Леонтьев А.Л. Военное положение в мирное время // Право. - 1905. - № 26. - Стб. 2108.

7. Леонтьев А. Л. Военное положение в мирное время // Право. - 1905. - № 43. - Стб. 3525.

8. Леонтьев А.Л. Военное положение в мирное время // Право. - 1905. - № 26. - Стб. 2103.
9. ГАРФ, ф. 543, оп. 1, д. 558, л. 3-4.
10. ГАРФ, ф. 543, оп. 1, д. 567, л. 9.

11. ГАРФ, ф. 543, оп. 1, д. 555, л.

12. Там же.

13. ГАРФ, ф. 543, оп. 1, д. 567, л. 10.
14. Там же.
15. Там же, л. 11.
16. РГИА, ф. 1276, оп.1, д. 97, л. 14.

17. РГИА, ф. 1276, оп.1, д. 97, л. 15.
18.Там же, л. 16.
19. Поликарпов В.Д. Военная контрреволюция. 1905-1906 гг. - М., 1990. - С. 73.
20. Там же.

21. РГВИА, ф. 2000, оп. 1, д. 6623, л. 201.

22. Поликарпов В.Д. Указ. соч. - С. 74.

23. Раздел: Высочайшие повеления // Право. - 1906. - № 8. - Стб. 698.

24. Раздел: Высочайшие повеления // Право. - 1906. - № 8. - Стб. 698.

25. Поликарпов В. Д. Указ. соч. -С. 73.
26. Там же.

27. Поликарпов В.Д. Указ. соч. - С. 77.
28. Там же.

29. Поликарпов В.Д. Указ. соч. - С. 77.
30. Остроумов С.С. Очерки по истории уголовной статистики дореволюционной России. - М, 1961.-С. 282.
31. РГИА, ф. 1276, оп.2, д. 128, л. 45.
32. РГИА, ф. 1276, оп. 2, д. 81 л. 41.

33. Зайденман Л. Призыв военной силы для содействия гражданской власти // Право. - 1905. -№ 4. - Стб. 226.
34. Там же.

35. Лыкошин А.С. Ответственность за отказ от военной службы // Право. - 1906. - № 37. -Стб. 2861.
36. Там же.
37. Приказ по военному ведомству № 522 от 20 августа 1906 г. // Право. - 1906. - № 36. -Стб. 2815.
38. РГВИА, ф. 1606, оп. 3, д. 1218, л. 42-42 об.

39. Раздел: Ответы редакции подписчику // Право. - 1907. - № 4. - Стб. 290.
40. РГВИА, ф. 1606, оп. 3, д. 1218, л. 57-57 об.
41. Там же, л. 60-60 об.

42. Там же, л. 59.
43. Там же, д. 1226, л. 31.
44. Корнеев И.В. Военно-окружной аппарат царской России на службе внутренней политики самодержавия (июнь 1907 г. - июль 1914 г.): Дис... канд. ист. наук. - М, 1987. - С. 192.

2004-2025 ©РегиментЪ.RU